История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Как раз в период правления Людовика VII в строительстве соборов начинается расцвет того архитектурного стиля, который мы называем готическим, а современники определяли как «постройки на французский лад». Opus francigenwn

— постройка франкского происхождения — само выражение точно указывало место, где родился этот стиль церковной архитектуры: сердце старой Франкии — Сен-Дени-ан-Франс. Первый образец для таких соборов дал аббат Сугерий. Он исходил из идеи святого Иоанна и Ареопагита, утверждавших, что Бог есть свет. Свет поэтому должен был наполнять церковь, вливаясь через высокие окна и витражи. Собору следовало служить доказательством того, что все сущее, благодать Господня есть отсвет любови Божией. А поскольку Господь обрел свое земное воплощение, при входе в храм, на его фасадной стене, обращенной к народу, полагалось разместить ряд изображений — безмолвную проповедь, убеждающую в том, что Бог, воплотившись в человеке, есть брат живущих и что жить следует по слову Господню. После 1140 года все епископы провинции Капетингов последовали примеру Сен-Дени, пригласив тех мастеров, которые работали у Сугерия. Мастерская резчиков перебралась в Шартр, чтобы украсить там королевский портал кафедрального собора, а мастерская стекловаров — в Париж, чтобы сработать витражи для старой церкви Нотр-Дам. Именно тогда наиболее продуктивные мастерские каменотесов и плотников переместились от монастырских базилик к кафедральным соборам.

Это перемещение является свидетельством трех изменений, произошедших в распределении власти. В первую очередь оно говорит об успешном завершении реформы Церкви, в ходе которой епископат решительно подчинил себе монашество. Но также и о тех более глубоких изменениях, в результате которых христианство, сводившееся к исполнению ритуальных действий у чудодейственных мощей, незаметно, исподволь заменялось христианством, нашедшим повседневное выражение в соблюдении неких моральных норм, внушаемых каждому верующему. Внушать их людям должно было духовенство, и более всего — епископы. А кафедральный собор должен был служить задаче доведения этих норм до верующих, задаче воспроизведения в зримых образах представлений, выработанных в богословских школах. В то же время отмеченное перемещение явилось результатом роста мощи городов. Над городом довлели сеньория епископа и сеньория соборного капитула. Обе они пользовались растущим богатством городов.

При этом основная часть средств, шедшая на перестройку главной церкви города, вымогалась у горожан с такой жесткостью, что бюргерство подчас начинало сопротивляться. Так было в Реймсе, где население взбунтовалось и перестройку собора пришлось на время прекратить. Но своей силой и славой города были обязаны, помимо прочего, и мощным стенам, и колокольням соборов, возвышавшимся над скоплением лачуг. Купцы на ярмарках, похвалявшиеся тем, что им оказывает покровительство епископ, давали деньги из гордости, ворчали, но платили. И требовали, чтобы их вклады не оставались анонимными, чтобы было видно, что такой-то витраж — дар такой-то торговой гильдии. Эти знаки дарения, которые продолжают привлекать внимание исследователей, свидетельствуют о том, что горожане не оставались в стороне от строительных забот духовенства. Ради искупления греха корыстолюбия они жертвовали на строительство соборов немалые суммы из тех неправедно нажитых денег, которые получали, обирая окрестное сельское население.

И наконец, эти величественные сооружения, украсившие повсеместно домен Капетингов, свидетельствовали о возрождении монархии. Еще с тех времен, когда после христианизации империи римляне начали строить здесь, в своих сите, кафедральные церкви, их постройки вобрали в себя в превращенном виде все признаки государственной, публичной власти: прямота каменных стен, колокольни, возвышающиеся подобно неприступным крепостным башням, портал, открывающийся словно городские ворота, но ведущий в пространство, намного более упорядоченное. Строители соборов создавали словно бы про образ горнего Иерусалима, воплощая в нем свое представление о государстве в его неземном совершенстве. А в середине XII века среди всех крепнущих государств именно государство Людовика VII более всего приближалось к такому образцу. С момента своего возвращения из Святой Земли, где он проводил много времени в святилищах, хранивших свидетельства жизни Иисуса Христа, золотолилейный король стал постоянно участвовать в епископских соборах. И не возникало ли у каждого, кто попадал в апсиду любого собора в его королевстве, впечатление, что он видит здесь не кресло епископа, а королевский трон?