История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Нечто подобное стало проявляться и во взглядах на монархическое государство. Просвещенные умы трудились над усовершенствованием его теории. В это время в изобилии появляются трактаты о власти. Действительно, в них можно обнаружить постепенный отход от сакральности. Авторы таких трудов уже не довольствуются обращениями только к Святому Писанию, Книге Царств, к Св. Августину. Они охотно ссылаются на философа Аристотеля, его книгу «Политика». Королевская власть мыслится ими в форме некой магистратуры. Тот, кто обладает этой властью по наследству, по праву рождения, конечно, есть избранник Господа во всех случаях. Но чтобы проявить себя достойным защитником res publica

, королю следует брать в расчет природу и здраво рассуждать. Не будем, однако, забывать, что подобные положения были в ходу лишь в очень узком кругу интеллектуалов. В гораздо большей степени король и его люди должны были принимать во внимание взгляды, которые в условиях достатка, приобретенного благодаря сокращению населения, постепенно укоренялись в народной среде, вплоть до самых нижних слоев, учитывать то значение, которое народ придавал представлениям власти, как зримой, так и незримой. Стало невозможным подчинять народ, не убедив его, не сообразуясь с тем мистическим видением королевской власти, которое царило в умах простых людей. В самом деле, народное мнение восставало, когда король оказывался слишком милосердным и, опираясь на здравый смысл, удовлетворял прошения о помиловании, прощал те преступления, которые это мнение, исходя из собственных представлений о добре и зле, считало неискупимыми. Государство не могло более пренебрегать делом привлечения сердец, и оно прибегало с этой целью к слову, к речи, все чаще — к письменности, к маленьким книжкам, число читателей которых не переставало умножаться, и особенно — к спектаклю.

Как обнаруживает историк, во второй половине XIV века приобретают размах демонстрации публичной мощи. Величие власти наглядно выражает дворец. Все самое выдающееся, создаваемое в архитектуре, в скульптуре, в живописи, покидает дома молитвы и перемещается к зданиям, где от имени короля вершится правосудие. Там выставлены для обозрения изображения князя, а также его друзей, составляющих его личное окружение и помогающих ему советом. Они взирают благосклонно, их позы выражают добросердие. Пышные декорации окружают короля, когда он собственной персоной появляется на великих демонстрациях своей верховной власти, председательствует, восседая в королевском кресле — «кресле справедливости», в судебных собраниях, где торжественно объявляется «королевское слово». А когда король объезжает провинции, у городских ворот его приветствуют нотабли; он принимает ключи от города, а затем их возвращает, обещая управлять разумно. Каждый раз как бы повторяется церемония миропомазания, возобновляя союз между сюзереном и его подданными, между тем, кто единодержавно возвышается на троне, и теми, кто обеспечивает от его имени торжество порядка в каждой частице королевства. Затем король вступает в городские пределы, над ним несут сень, как над Святыми Дарами во время процессии в день Тела Господня. Королевское шествие сопровождают разнообразные театрализованные представления. Каждый из подмостков украшен изречениями, посвященными добродетелям власть предержащих; перед каждым сюзерен должен остановиться, стать зрителем спектакля, разыгрываемого аллегорическими персонажами; они окружают двойника короля — актера с короной на голове, объясняют ему, какой должна быть «добрая политика». Таким образом, сам народ воздвигает декорацию перед тем, чья функция состоит в управлении этим народом; королю показывают, что ожидают его подданные, чтобы в свою очередь достойно ему служить; королю заявляют, что он не все может себе позволить, напоминают об условиях соглашения, соединяющего общество и государство.

Несомненно, многое из того, о чем раньше люди молили Господа, теперь они ожидают от этого человека. В его бренном теле воплощена общественная устойчивость. Состоятельные люди употребляют на мирские утехи большую, чем прежде, долю своего богатства. И в первом, и во втором случае — явная десакрализация. Но в действительности линия раздела в государстве проходила, как и в Церкви, между телом и духом. По одну сторону — механизм управления, пружины и винтики которого множились, все более плотно подгонялись друг к другу, являя свою бездушную действенность; по другую сторону — пылкость народа, по-прежнему видевшего в короле исцелителя, который благодаря миропомазанию приобретает чудодейственную силу, прикосновением руки избавляет человека от болезни, если этот человек безгрешен. Несчастья военных лет со всей очевидностью обнаружили описанное расхождение.