История государства и права зарубежных стран. Часть2

Именно поэтому каудильо делали основную ставку не на выборы и свою "карманную" партию, а на захват власти насильственным путем, прежде всего на государственные перевороты (пронунсиаменто). Трудящиеся массы, низы населения, находящиеся во власти каудильо и лишь поверхностно воспринявшие христианские заповеди, оставались равнодушными к этим государственным переворотам и к судьбе демократических институтов в целом.

Таким образом, политические партии в XIX в. в латиноамериканских государствах были не инструментом парламентаризма и демократии, а частью специфической системы — каудилизма.

Последняя строилась по существу не на конституционно-правовой основе, а на грубой силе, на традициях и на харизматическом авторитете предводителя-каудильо.

Практически повсеместно каудилизм стал тем политическим фактором, который тормозил становление демократических форм общественной жизни, придавал ей застойный характер, порождал политическую нестабильность.

Парадокс состоял в том, что большинство диктаторов-каудильо, несмотря на самые жестокие меры, применяемые к политическим противникам, как правило, не могли долго сохранить в своих руках государственную (президентскую) власть. На насилие со стороны правительства его политические оппоненты также отвечали насилием. В результате лишь сравнительно небольшое число президентов в XIX в. сохраняли свой пост до истечения срока. Значительная их часть была не просто свергнута в ходе очередного переворота, но и убита.

Феномен каудилизма неразрывно связан в Латинской Америке с теми исключительными привилегиями, которые сохранила за собой армия еще с эпохи войны за независимость. Авторитарные и диктаторские режимы базировались на милитаризме, который уходил своими корнями в колониальное прошлое.

Уже вскоре после завоевания независимости ряд генералов и офицеров, опираясь на свой военный авторитет, на поддержку земельной олигархии и церкви, установили в своих странах военные диктатуры (Паэс в Венесуэле, Санта-Крус в Перу, Флорес в Эквадоре и т. д.). В последующие десятилетия в условиях внутренних политических раздоров и этнических конфликтов власть, как правило, захватывали каудильо, выходцы из армейской верхушки.

Политическая нестабильность ставила армию в исключительное положение, делала ее часто арбитром в политических конфликтах. Армия не считала себя связанной конституцией. После окончания войны за независимость в течение последующих десятилетий XIX в. численность армии не только не сократилась, но и увеличилась. Так, в маленьком Эквадоре вопреки ограничениям, установленным непосредственно в Конституции 1859 г., количество высокооплачиваемых высших военных чинов явно превышало все национальные потребности (6 маршалов, 6 дивизионных и 22 бригадных генерала).

В XIX веке благодаря активному вмешательству армии в политическую жизнь государственные перевороты стали обычным явлением в подавляющем большинстве латиноамериканских республик. Их число превзошло все известные предшествующие и последующие в мировой истории показатели. С момента завоевания независимости и до конца XIX в. более ста переворотов в Латинской Америке закончились победой мятежников и свержением старых правительств. Пресловутые латиноамериканские пронунсиаментос были не "революциями", как это обычно утверждали сами их организаторы, а типично военными переворотами, сопровождавшимися простой сменой у власти различных фракций правящего блока. Новые каудильо мало что меняли в существующей социальной и политической системе. Если они в ряде случаев выступали с обещанием реформ, то это было лишь грубой демагогией, рассчитанной на завоевание популярности.

Таким образом, обратной стороной каудилизма, как и любого авторитаризма, построенного на силе государства и на умении харизматического лидера использовать в политике свои личные качества, была его неустойчивость. Президент-каудильо, как правило, быстро растрачивал свой политический авторитет, социальная база его господства неумолимо сужалась, а сам он становился жертвой нового заговора.

Характерные для Латинской Америки в XIX в. огромные социально-этнические контрасты, нищета трудящихся масс, их бессилие перед всемогущей государственной властью с неизбежностью вызывали по мере дальнейшего развития общества все возрастающий социальный и политический протест. Но он в силу низкого политического сознания низов общества не мог вылиться в организованное движение против диктаторских режимов и каудилизма как таковых. Этот протест выступал в то время преимущественно в форме личностных, чисто локальных конфликтов.

Лишь в исключительных случаях, например, в 50-х гг. в Мексике, накопившаяся ненависть к вполне конкретным угнетателям (местные помещики, торговые посредники, священники и т. д.), а также к враждебной государственной администрации толкали широкие массы народа, в том числе и индейцев, на путь действительно революционной борьбы, готовящей почву для прогрессивных преобразований и укрепления ростков демократии.