История гражданской войны в СССР. Том 2 [Великая пролетарская революция (октябрь - ноябрь 1917 года)]

Только руководимый большевиками рабочий класс освободил страну от полуколониальной зависимости, вырвал её из несправедливой войны и заложил основы для ведения справедливой войны.

Российский пролетариат стал выразителем национальных интересов страны. Он воплотил в себе надежды демократических слоев. Но пролетариат разрешил национально-демократические задачи страны не путём мирного соглашения с правительством, а единственно возможным революционным путём: превращением войны империалистской в войну гражданскую. Российский пролетариат совершил социалистическую революцию, попутно заканчивая неразрешённые задачи буржуазно-демократической революции.

В «Декрете о мире» была сформулирована основа всей внешней политики советского государства. Декрет чётко и недвусмысленно объявил о полном отказе советского правительства от всяких захватнических целей. «Декрет о мире» нанёс решающий удар по империалистским целям войны, разоблачив перед всем миром её грабительский характер. В своём докладе по вопросу о мире на съезде Советов Ленин указывал:

«Ни одно правительство не скажет всего того, что думает. Мы же против тайной дипломатии, и будем действовать открыто перед всем народом»[316]

.

Программа мира пролетарского государства была ясна и до конца определена. Она возвещалась как государственный акт, обращённый и к правительствам и к народам воюющих стран. Это обстоятельство Ленин особо отмечал в своём докладе съезду Советов. Он говорил:

«Мы не можем игнорировать правительства, ибо тогда затягивается возможность заключения мира, а народное правительство не смеет это делать, но мы не имеем никакого права одновременно не обратиться и к народам. Везде правительства и народы расходятся между собой, а поэтому мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира»[317].

И далее, останавливаясь на вопросе о недопустимости предъявления ультимативных условий мира, Ленин указывал:

«Мы, конечно, будем всемерно отстаивать всю нашу программу мира без аннексий и контрибуций. Мы не будем отступать от неё, но мы должны вышибить из рук наших врагов возможность сказать, что их условия другие, и поэтому нечего вступать с нами в переговоры. Нет, мы должны лишить их этого выигрышного положения и не ставить наших условий ультимативно»[318]

.

Против этого пункта на заседании съезда Советов выступил товарищ Еремеев. «Могут подумать, что мы слабы, что мы боимся»[319], — сказал он.

В заключительном слове Ленин решительно возражал Еремееву.

«Ультимативность может оказаться губительной для всего нашего дела, — разъяснял он. — Мы не можем требовать, чтобы какое-нибудь незначительное отступление от наших требований дало возможность империалистическим правительствам сказать, что нельзя было вступить в переговоры о мире из-за нашей непримиримости»[320].

Но особенно ярким доводом против ультимативности, приведённым Лениным в заключительном слове на съезде, было указание на то, что крестьянин «какой-нибудь отдалённой губернии» скажет:

«Товарищи, зачем вы исключили возможность предложений всяких условий мира. Я бы их обсудил, я бы их просмотрел, а затем бы наказал моим представителям в Учредительное собрание, как им поступить»[321].

Каждое слово Ленина падало, как освежающий дождь на высохшую, покрытую запекшейся кровью землю. Сотни делегатов в зале Смольного жадно прислушивались к каждому ленинскому слову. Простые, безыскусственные слова ленинского доклада и «Обращения» отвечали наболевшим сердцам миллионов людей разных наций. Они выражали самые глубокие их чаяния и надежды.

Представители угнетённых наций дружно поддержали большевистский декрет о мире. На трибуне съезда появилась высокая, стройная фигура Феликса Дзержинского.

Суровое, аскетическое лицо его светилось радостью победы.

«Мы знаем, — говорил Дзержинский, — что единственная сила, которая может освободить мир это — пролетариат, который борется за социализм…

Те, от имени которых предложена эта декларация, идут в рядах пролетариата и беднейшего крестьянства. Все те, кто покинул в эти трагические минуты этот зал, — те не друзья, а враги революции и пролетариата. У них отклика на это обращение вы не найдёте, но вы, найдёте этот отклик в сердцах пролетариата всех стран. Вместе с такими союзниками мы достигнем мира.

Мы не выставляем отделения себя от революционной России. С ней мы всегда столкуемся. У нас будет одна братская семья народов без распрей и раздоров»[322].

В вале стояла тишина. Делегаты напряжённо слушали взволнованную речь польского революционера и заражались его уверенностью в победе. Его страстные слова, казалось, раздвигали стены зала, и делегаты съезда видели, как рушатся вековые оковы царской России — тюрьмы народов. На трибуну поднимались один за другим борцы за освобождение угнетённых наций. Старый революционер Стучка от имени латышского пролетариата и бедноты поддержал декрет о мире. Товарищ Капсукас-Мицкевич добавил от имени литовских трудящихся: