История гражданской войны в СССР. Том 2 [Великая пролетарская революция (октябрь - ноябрь 1917 года)]

Однако формирование бронированного кулака контрреволюции задержалось. Как ни старались соглашатели помешать проникновению на фронт сведений о революционных событиях в Петрограде, они все же просачивались в полки. Некоторые части, стоявшие ближе к Юго-западному фронту, сравнительно рано были осведомлены об этом. Так, например, 32-я дивизия VIII армии ещё 26 октября на объединённом заседании полковых комитетов вынесла постановление отправить на имя Петроградского Совета такую телеграмму:

«32-я дивизия приветствует истинных борцов за волю, за землю и мир, сообщает, что в случае если Временное правительство задумает на этот раз устроить трудовому народу кровавую бойню, то все вооружённые силы 32-й дивизии в распоряжении большевиков»[627].

В этот же день 165-я дивизия той же армии послала Петроградскому Совету телеграмму, не оставлявшую никаких сомнений относительно истинного настроения солдатской массы.

Экстренный фронтовой съезд открылся 31 октября. На нём присутствовало около 80 эсеров, 40 меньшевиков и 15 большевиков. В порядке для стояло только два вопроса: текущие события и формирование «революционной дивизии». От эсеров с «программной» речью выступил на съезде помощник комиссара Андрианов. Он заявил, что выступление большевиков бросило вызов остальным партиям. «Кто к ним присоединится, тот подлежит ответственности, как за тягчайшее государственное преступление»[628], — говорил Андрианов по поводу большевиков.

Выступивший затем представитель большевиков отметил необходимость восстания против Временного правительства. «Если же эсеры и эсдеки-меньшевики будут это движение подавлять, то им грозит опасность оказаться на той стороне баррикады, где находится и буржуазия»[629], — подчеркнул он в заключение своей речи. В таком же духе выступал и другой делегат-большевик.

Последовавшие затем сообщения с мест свидетельствовали, что настроение и сочувствие солдатских масс далеко не в пользу организаторов съезда.

В отдельных случаях даже эсеро-меньшевистские докладчики вынуждены были признать, что сочувствие солдатской массы на стороне большевиков. Представитель 3-й Туркестанской дивизии, меньшевик заявил, что он был избран на съезд только потому, что в дивизии находится 3 года. Сама дивизия сплошь большевистская. Разложили её, по его мнению, «царицынские пополнения». Другой представитель этой дивизии в своей речи подчеркнул что выступление петроградского пролетариата есть борьба «за свои права, за освобождение от ига капитала. Никакой поддержки Временному правительству дивизия не окажет»[630]

.

В предложениях, принятых съездом за основу для резолюции по текущему моменту, значился пункт: «Фронтовой съезд считает выступление большевиков актом революционным, но несвоевременным и недопустимым»[631].

Председатель съезда Лордкипанидзе внёс от имени эсеров поправку по этому вопросу с осуждением выступлений большевиков. После бурных прений поправка была принята. Тогда большевики покинули съезд.

В состав «военно-революционного комитета», утверждённого съездом, от эсеров и меньшевиков вошли прежние лица. Большевики и украинцы своих представителей не дали.

Вопрос о «революционной дивизии» был решён в положительном смысле, и «военно-революционному комитету» поручено было её формировать.

Фронтовой съезд в Романе, задуманный эсерами как орган мобилизации сил против готовящегося восстания солдатских масс на фронте, не достиг своей цели. Несмотря на видимое большинство, съезд показал шаткость позиций эсеров и меньшевиков и на Румынском фронте. Солдатская масса и здесь большевизировалась всё больше и больше. Нажим её на армейские комитеты заставил последние отказаться от участия в формировании «революционной дивизии».

«Считаем сохранение в армии спокойствия и единства лучшим залогом её верности революции, а участие в формировании может вызвать недовольство и эксцессы в солдатских массах»[632], — заявил, например, армейский комитет VI армии.

Состоявшийся затем съезд крестьянских депутатов Румынского фронта также осудил эту затею.

«Съезд, получив известие о формировании на Румынском фронте дивизии для посылки в Петроград, находит такое явление недопустимым и решительно протестует»[633] — говорилось в его постановлении.

«Революционная дивизия» так и осталась несформированной. Вопреки соглашательским резолюциям армейских и корпусных комитетов, отдельные корпуса и дивизии, а затем и целые армии начинали переходить на сторону советской власти.

Яркую картину нарастания революционных событий на Румынском фронте представлял чрезвычайной съезд 48-й дивизии IV армии.

Контрреволюционных офицеров провожали с трибуны шиканьем, свистом, руганью. Когда дело дошло до уничтожения знаков различия и полетели кокарды и нашивки, — офицерство потянулось из залы под гул улюлюканья и свиста.