История гражданской войны в СССР. Том 2 [Великая пролетарская революция (октябрь - ноябрь 1917 года)]

Обстановка в Прибалтике накануне Октябрьской социалистической революции во многом отличалась от других национальных районов страны.

Ряд условий благоприятствовал здесь быстрейшей большевизации масс и облегчал назревание революционного кризиса. Но были в Прибалтике и свои трудности, наложившие отпечаток на весь процесс развития революции как до Октября, так и в послеоктябрьский период.

Это объяснялось особенностями развития края в условиях царской России.

Прибалтийские страны (Латвия, Эстония и Литва), составлявшие прибалтийские губернии Российской империи — Курляндскую, Лифляндскую, Эстляндскую, Ковенскую, Виленскую и часть других, были прежде всего районами высоко развитых капиталистических отношений, чем значительно отличались от восточных национальных районов.

Накануне первой мировой воины прибалтийские страны, в первую очередь Латвия и Эстония, являлись крупнейшими промышленными районами России. Так, в Латвии в 1913 году было свыше 110 тысяч рабочих (при общем количестве населения около 2 миллионов человек), в Эстонии — 70 тысяч (при общем количестве населения около 1 миллиона человек). Только в самой большой из прибалтийских стран — Литве — крупная капиталистическая промышленность почти не была развита, и Литва представляла собой типичный отсталый аграрный район.

Рига была главным промышленным центром Латвии, Ревель (Таллин) и Нарва — Эстонии.

Среди рижских фабрик и заводов выделялись такие крупные предприятия, как фабрика резиновых изделий «Проводник» (12 тысяч рабочих), Балтийский вагоностроительный завод (4 тысячи рабочих), вагоностроительный завод «Феникс» (6 тысяч рабочих). Балтийский судостроительный завод в Ревеле насчитывал 5 тысяч рабочих, Крепгольмская мануфактура в Нарве — крупнейшее текстильное предприятие дореволюционной России — 14 тысяч рабочих и т. д. Всего в Риге в 1914 году было 90 тысяч рабочих, в Ревеле — 40 тысяч. Первое место в Латвии занимала металлопромышленность (свыше 25 тысяч рабочих). В Эстонии преобладали рабочие текстильщики (19 тысяч) и металлисты (11,5 тысячи).

Но за пределами рабочих окраин крупных промышленных центров Эстонии и Латвии начиналась прибалтийская деревня. В городах — новейшая капиталистическая промышленность, огромные корпуса предприятий, построенных по последнему слову техники, с десятками тысяч кадровых рабочих, а рядом — в латышской и эстонской деревне, как и много веков назад, безраздельно господствовали современные феодалы: немецкие бароны — потомки немецких псов-рыцарей, вторгшихся в пределы Прибалтики 700 лет назад.

Немецкие бароны, пользуясь исключительными привилегиями, держали народные массы Латвии и Эстонии в полном порабощении, подвергали их зверской эксплоатации и бесчеловечному гнёту. В руках баронов-помещиков находилась основная масса земли. Они владели огромными латифундиями, иногда в несколько десятков тысяч десятин. 35 имений в Латвии имели свыше 10 тысяч десятин земли каждое. Барону Дундагу принадлежало свыше 66 тысяч десятин земли, Попену — свыше 46 тысяч, семья барона фон Вольф владела 36 имениями с общей земельной площадью в 165 227 десятин.

Бароны Остен-Сакены, фон Фредериксы, фон Розены, фон Ренненкампфы, Меллер-Закомельские прославились как кровавые палачи, вешатели и душители свободы народных масс. Они потопили в крови восстание рабочих и крестьян Прибалтики в 1905 году. Занимая высокие посты в царских правительственных учреждениях и в армии, пользуясь связями с царским двором, немецкие бароны во время первой мировой войны вели широкий шпионаж в пользу Германии. Жгучей ненавистью к немецким баронам — своим вековечным поработителям — горели сердца трудящихся Прибалтики.

К бесчеловечной феодально-крепостнической эксплоатации крестьянства здесь добавлялся и гнёт современных капиталистических отношений. В XX веке расслоение эстонской и латышской деревни зашло очень далеко. На шее у крестьянина Прибалтики кроме «чёрного барона» — немецкого помещика сидел ещё «серый барон» — кулак. Основную массу крестьянства Эстонии и Латвии составляли безземельные батраки и мелкие арендаторы. Уже в конце XIX века 66 % сельского населения Латвии было безземельным.

Если к этому двойному гнёту капиталистической и феодально-крепостнической эксплоатации добавить ещё национальный гнёт царского самодержавия и немецких баронов, то станет понятна основа исключительно острых классовых противоречий в прибалтийской деревне накануне 1917 года.

Более высокая ступень развития капитализма, большая ясность, определённость и острота классовых противоречий, жестокий национальный гнёт, большая концентрация населения в городах и более высокая ступень его культурного развития объясняли, как указывал Ленин, причины быстрого роста революционного движения на западных окраинах, а также причины успехов, в частности латышской социал-демократии, которая на протяжении почти всей своей истории была неразрывно связана с большевистским крылом РСДРП.