История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I.

Так было и по вопросу о войне. Протесты против выступления Гучкова все нарастали. Солдаты и рабочие требовали мира. 11 марта на Петроградской стороне состоялся митинг в количестве 1 600 человек, на котором было постановлено предложить совету немедленно обратиться к международной и в особенности к германской и австрийской демократии с призывом заставить свои правительства заключить мир. 18 марта огромное собрание на Ижорском заводе, недалеко от Петрограда, предложило совету обратиться к рабочему классу воюющих стран восстать против своих правительств и заключить мир. В тот же день в Москве развернулась огромная демонстрация под лозунгами: "Да здравствует Учредительное собрание", "Мир и братство народов"[198]. Под давлением массового движения соглашательские лидеры исполнительного комитета решили выпустить особую декларацию в ответ на многочисленные резолюции и требования. 14 марта появилось воззвание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов к народам всего мира. Объявив, что царь низложен и Россия сейчас - страна демократическая, что пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире, совет утверждал: "В сознании своей революционной силы российская демократия заявляет, что она будет всеми мерами противодействовать захватнической политике своих господствующих классов, и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира"[199].

Воззвание совета не указывало конкретных мер в борьбе за мир. Оно не обещало даже начать в ближайшее время переговоры о мире. Напротив, в воззвании подчеркивалось: "Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакционных посягательств как изнутри, так и извне. Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силе"[200].

От армии руководители совета по-прежнему требовали продолжать войну.

Воззвание совета не понравилось ни русской, ни союзнической буржуазии. Как ни расплывчато было оно написано, но в нем говорилось в туманном виде о мире, народы призывались к борьбе с захватнической политикой правительств. Засуетились послы союзных стран. Палеолог, Бьюкенен потребовали точного определения позиции Временного правительства. 16 марта Милюков как министр иностранных дел послал телеграмму русским представителям за границей, в которой подчеркивал, что русская революция имеет своей целью довести войну до окончательной победы. В нейтральные страны - Швейцарию, Норвегию, Швецию и другие - телеграмма была направлена без замечания о военных задачах.

В беседе с представителями газет 23 марта Милюков сказал: "Если мы, русские, претендуем на обладание Константинополем и проливами, то этим мы ничуть не посягаем на национальные права Турции, и никто нам не вправе бросить упрек в захватных тенденциях. Обладание Царьградом всегда считалось исконной национальной задачей России"[201]. Пояснения Милюкова к воззванию совета от 14 марта имели откровенно империалистский характер. Это опять могло вызвать возбуждение масс. Лидеры совета потребовали обсуждения вопроса в "контактной комиссии". В комиссии в это время появился Церетели - меньшевик, бывший депутат II Государственной думы, сосланный царем на каторгу в 1907 году. Темпераментный оратор, окруженный ореолом мученика, Церетели сразу занял ведущую роль среди меньшевиков. Он предложил обратиться на этот раз от имени правительства к армии и населению с торжественным заявлением, в котором должны быть обещаны: во-первых, решительный разрыв с захватной политикой, во-вторых, принятие мер к достижению всеобщего мира. Кадет В. Д. Набоков, управляющий делами правительства, рассказывает, как Церетели убеждал членов правительства: "Он доказывал, что, если Временное правительство сделает такую декларацию, последует небывалый подъем духа в армии, что ему и его единомышленникам можно будет тогда с полной верой и с несомненным успехом приступить к сплачиванию армии вокруг Временного правительства, которое сразу приобретет огромную нравственную силу. "Скажите это, - говорил он, - и за вами все пойдут, как один человек"[202].

Церетели, таким образом, прямо советовал буржуазии опубликовать заявление для успокоения масс. Набоков вспоминает, что Церетели, заметив колебания Милюкова, стал его горячо уговаривать: "Церетели настаивал, причем несколько комическое впечатление производили его уверения, что, если только основная мысль директивы будет признана, Милюков сумеет найти те тонкие дипломатические приемы, с помощью которых эта директива осуществится"[203].