История и сага

Лишь после всей этой колоссальной экспозиции начинается подробное повествование о битве. Средневековый историк, как и художник, не склонен набрасывать широкое полотно, охватывающее происходящее в целом, — разъяв его на красочные детали, он дает серию миниатюр, выписывая в них все мелочи.

Другая любопытная черга изображения подобных событий в сагах состоит в том, что в решающие моменты, когда люди, казалось бы, предельно поглощены динамическим действием, борьбой, они не упускают возможности вставить удачное слово или выражение.

Конунг Олаф, разрубив шлем и голову лендрмана Торгейра, перед боем грозившего ему местью, говорит:

— Не правду ли я говорил, Торгейр, что тебе не победить при нашей встрече?

Торира Собаку, одного из вождей бондов, не брали удары меча, так как он был одет в заколдованную оленью шкуру. Тогда конунг приказывает своему маршалу Бьёрну:

— Ударь собаку, которую не берет железо!

Бьёрн ударил его молотом своего боевого топора, причем удар пришелся по плечу. Но затем Торир поразил Бьёрна копьем со словами:

— Так бьем мы медведей (Björn — «медведь»). (Ól. helga, 227, 228).

Перед лицом смерти люди сохраняют способность играть словами.

Иногда слово оказывается глубоко значительным и предвещающим великие события.

Когда после жестокого морского сражения Эрлинг Скьяльгссон попал в плен к Олафу Харальдсеону, тот предложил ему присягнуть на верность, и Эрлинг согласился. Он снял шлем и положил на палубу меч и щит. Конунг уколол его концом секиры в подбородок, сказав:

— Да будет отмечен изменник.

Но тут подскочил приближенный конунга Аслак и разрубил секирой череп Эрлингу.

— Ты нанес удар, несчастнейший! — сказал конунг Олаф Аслаку. — Этим ударом ты выбил Норвегию из моих рук! (Ól. helga, 176).

Убийство Эрлинга Скьяльгссона, одного из самых знатных и могущественных вождей, восстановило против Олафа многих влиятельных людей. Аслак же запятнал себя кровью сородича. Аслаку вскоре отомстили, он был убит, отмщение Олафу пришло позднее, и слова, сказанные им при гибели Эрлинга Скьяльгссона, приобретают в сцене битвы при Стикластадире новый смысл, оказываются пророческими.

Слово играет огромную роль в социальном общении древних скандинавов, ему придают важнейшее значение, очень часто — магическое, и поэтому словами не бросаются зря. Слово, с их точки зрения, — то же дело. Каждая речь или отдельная фраза, сказанная персонажем саги, исполнены смысла, и то, что произнесено, может иметь далеко идущие последствия. Все речи в сагах — публичные, произносятся в расчете на аудиторию. Создается впечатление: герои саги сознают, что их речи останутся в памяти людей и будут пересказываться, — они говорят как бы перед лицом истории и для истории.

Важно отметить одну особенность, отличающую сагу от хроники. Выше было сказано, что в королевской саге подчас перемежается разнородный материал и что, пытаясь соблюсти хронологический принцип повествования, автор фиксирует одно за другим явления, которые могут не иметь между собою никакой видимой связи. Однако здесь необходимы существенные оговорки. Принцип, на котором строится хроника, летопись, — перечислять все достойное внимания, руководствуясь лишь одновременностью происшедших событий, — чужд сагам. В них, действительно, сплошь и рядом упоминаются персонажи и факты, кажущиеся бессвязными. Но бессвязность эта обманчива. Рано или поздно, нередко через много глав, в другой части саги, обнаруживается смысл прежде упомянутого слова, поступка, и ретроспективно на них проливается новый свет, все оказывается объединенным некоторым общим смыслом. Подобно своим современникам-соотечественникам, отличавшимся злопамятностью и способностью долго таить намерение отмстить, терпеливо дожидаясь подходящего случая, автор саги хранит в памяти все совершенные его героями поступки и их речи, чтобы в нужный момент связать прошлое с настоящим.

Ограничимся лишь немногими примерами.