История Индии

Теоретически проблемы индийских историков могли разрешить пураны — еще одна группа санскритских текстов. Самое крупное собрание пуран (древних легенд) датируется после 500 года н. э. Зато оно содержит мифы и описания генеалогии, относящиеся ко временам Ману (и ранее). В них фигурируют имена ведических героев, вождей арийских племен и их предшественников. Эти мифы, несомненно, формировались в устной народной традиции, которая восходит к арийским бардам. Однако, подобно эпосам, пураны несут следы переработки. Когда их начали записывать, это делалось не ради научного интереса, а ради прославления династии и повышения репутации брахманов.

В своей нынешней форме пураны представляют собой лишь религиозные притчи и песнопения. Каким бы ни было изначально историческое их содержание, оно теперь богато украшено мифами, разбавлено полурелигиозными легендами и до неузнаваемости искажено многочисленными беспечными переписчиками. Таким образом, теперь из них трудно извлечь что-то помимо списка правителей^{27}.

Это не значит, что они бесполезны. Несмотря на то что Д. Д. Косамби, сам являясь брахманом, назвал «прискорбной брахманской привычкой»^{28}

связывать в одну систему самостоятельные традиции, большую часть пуранической генеалогии можно признать подлинной, как и реальность главных персонажей и событий. К тому же, проводя снова параллель между мифами и медными кладами, можно сказать, что эти клады, скрывая первоначальную форму предметов, дают нам сведения о развитии технологии ковки и литья металла на севере Индии. Периодом между событиями, о которых повествуют пураны, и временем, когда они были записаны, стало почти все первое тысячелетие новой эры, само по себе насыщенное важными событиями. Это «период истинного образования индийской цивилизации… С этого времени мы можем отслеживать ее развитие»^{29}. Такие ученые, как Косамби и Ромила Тхапар, стремятся понять, каким образом племенная структура общества переросла в государственную. В своих исследованиях они делают упор не столько на события, описанные в эпических произведениях, сколько на их контекст — социальный, географический, экологический и экономический.

Такой жесткий подход позволяет историкам игнорировать многих доблестных героев и целые главы батальных сцен, зато помогает сконцентрировать внимание на решении больного для истории Индии вопроса — неточности датировок.

Из-за того, что в источниках трудно установить точную хронологию, невозможно с уверенностью сказать, когда имела место конкретная перемена событий… Следовательно, основное значение этих источников в том, чтобы, не указывая на точные даты изменений, выражать общую тенденцию^{30}

.

Героичность персонажа требует определенности времени и места, но ни одна фигура не украшает индийскую историю до 500 года до н. э., пока на сцене не появляется Будда. С этого момента «общие тенденции» на протяжении целых веков наблюдаются по всей долине великой реки.

Проводя исследования, можно выделить много тенденций, важных, но редко достаточно явных. Например, центральным для обоих эпосов является вопрос наследования. Герои-Пандавы из «Махабхараты» (Юдхиштхира, Бхима, Арджуна, Драупади и т. д.), как и их «коллеги» из «Рамаяны» (Рама, Сита и Лакшмана), в начале сюжета лишаются трона, законными наследниками которого являлись, и отправляются в изгнание. Право наследования определялось первородством, недаром сделаны акценты на святости личности правителя. Обе эти идеи станут основополагающими в монархиях более поздних времен. Однако уже пуранические идеи о царях и их власти выглядят довольно сомнительно, кроме одной, выраженной в часто повторяемой пословице: «Маслобойня равна десяти скотобойням, кабак — десяти маслобойням, дом терпимости — десяти кабакам, царь равен десяти домам терпимости»^{31}.