Читаем История инквизиции полностью

О том, какое действие оказало это язвительное воззвание, мы можем составить себе представление по описанию Церкви, сделанному в 1250 году линкольнским епископом Робертом Гростестом в присутствии Иннокентия IV и его кардиналов. На подробностях не стоит останавливаться, но вывод тот, что духовенство – грязное пятно на земле, что это – антихристы и дьяволы, надевшие маску ангелов света и превращающие дом молитвы в притон воров. Когда в 1260 году пассауский инквизитор старался выяснить причины трудного искоренения ереси, он составил длинный список преступлений, обычных среди духовенства, – список, ужасный по мелочи заключающихся в нем подробностей. И если его описание верно хоть немного, то подобная Церковь не могла быть ничем иным, как одновременно политическим, общественным и нравственным бичом.

* * *

Таковы свидетельства духовных лиц по занимающему нас вопросу. Чтобы узнать теперь, какими глазами смотрели на духовенство миряне, мы прежде всего приведем слова Гильома де Пюи-Ларанса: "Я скорее пойду в священники, чем соглашусь сделать это". Правда, с таким же презрением относились, в свою очередь, и священники к монахам; по словам Эмерика, аббата Аншенского, священник никогда не вступал в общение с человеком, которого он видел в черной рясе бенедиктинца.

Но народ одинаково презирал и священников, и монахов. Вальтер фон дер Фогельвейде прекрасно выражает отношение народа ко всем духовным, начиная от Папы и кончая приходским священником: "Кафедра св. Петра переживает теперь такое же время, как тогда, когда она была осквернена колдовством Герберта, этот последний приуготовил место в аду только для себя одного, а ныне правящий Папа влачит туда за собой и всех христиан. Зачем медлят громы небесные? Доколе, Господи, продлится Твое долготерпение? Дело Твое обращено в ничто, слово Твое запрещено, Твой казначей крадет Твои небесные богатства, Твои слуги грабят и убивают, и хищный волк стережет Твое стадо".

* * *

Не менее горячие жалобы раздаются и на другом конце Европы. Вот как, рядом со многими другими, отзывается о высоких сановниках Церкви, о белом духовенстве и монахах трубадур Раймон де Корне, отвечая как эхо на жалобы поэта Вальтера: "Я вижу Папу, отрешившегося от всех своих обязанностей: он хочет разбогатеть, он не заботится о бедных, которым нет даже доступа к нему.

Вся цель его – собрать побольше сокровищ, заставить других служить себе, сидеть на золототканых материях. Для этого он пускается в крупную торговлю. За хорошую сумму наличными деньгами он раздает епископские кафедры своим приближенным и посылает к нам сборщиков, снабженных открытыми листами на сбор милостыни, и они продают нам отпущение грехов за меру ржи и за деньги… Не выше стоят и кардиналы; повсюду говорят, что с утра до ночи ищут они, где бы заключить какую-нибудь грязную сделку. Вам угодно епископство, а вам аббатство? Так несите же скорее им побольше денег: они дадут вам в обмен на них или красную шапку, или епископский посох. Если вы не знаете ничего из того, что требуется от священника, так это не беда. Знаете ли, не знаете ли, а вы будете получать хорошие доходы. Но смотрите не торгуйтесь; платите, не жалея денег, а то как раз останетесь с носом… А что делают епископы? Они сдирают кожу с богатых настоятелей своих епархий и продают им свои грамоты, скрепленные печатями. Одному Богу известно, когда они отвыкнут от этого. Да они делают дела и похуже! За деньги они постригают первого встречного и наносят, таким образом, вред всем; не только нам, приносимым в жертву этому проходимцу, но и светским судам, которые теряют над ним всякую власть… Клянусь вам, скоро будет больше священников и монахов, чем волопасов. Все падают и подают другим дурные примеры. Эти люди друг перед другом торгуют таинствами и обеднями. Исповедуя добрых мирян, за которыми нет ни одного греха, они налагают на них огромные епитимьи; и с миром отпускают наложниц священников… Конечно, если судить по внешним признакам, монашеские обеты тяжелы и суровы.

Но приглядитесь к ним поближе: поистине, монахи живут вдвое лучше, чем жили в миру под родительским кровом. Они поступают как нищие, которые, прикрываясь лохмотьями, обманывают людей и кормятся за их счет. Вот почему так много бездельников и негодяев поступает в монастыри; вчера у них не было куска хлеба, а завтра их шутовской наряд приносит им изрядный доход, извлекаемый из тысячи фокусов, скрытых у них в мешке".

Подобная религия неизбежно должна была породить ересь, подобное белое и черное духовенство должно было вызвать восстание. И можно только удивляться, что оно появилось так поздно и не было более общим.[9]

Митра немецкого архиепископа XII в. из Бамбергского собора.

Глава II Ересь

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировая история

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное