История иудаизма

После чтения отрывка община привыкла слушать толкования — отсюда устремленное на Иисуса внимание (пусть и неблагожелательное) слушателей в назаретской синагоге, ожидавших услышать толкование на Исаию. Такое толкование могло быть различным и по форме, и по содержанию. Проще всего было перевести текст на разговорный язык — имеется в виду не перевод всего текста на греческий для незнакомых с семитскими языками (подобный Септуагинте, о которой подробнее рассказано в главе 2), а таргум

— последовательный (стих за стихом) устный перевод Закона и Пророков на арамейский: «Читающий Тору не должен читать [в сумме] меньше трех стихов. Пусть не читает переводчику больше одного стиха… Делают пропуск, читая пророка, однако не делают пропусков в Торе. И насколько велик может быть пропуск? Чтоб переводчик не замолчал». Дошедшие до нас позднеантичные арамейские версии Пятикнижия и Пророков — это не просто переводы ивритского текста. Так, в трогательном рассказе о готовности Авраама принести в жертву собственного сына по приказу Всевышнего в 22-й главе Книги Бытия «в главной роли» оказывается именно Исаак, действующий не по принуждению, а по собственной воле: «И заговорил Исаак, и сказал отцу своему: „Свяжи меня покрепче, чтобы я не мог воспротивиться по скорби души моей, чтобы в твоем приношении не было пятна и чтобы я не оказался в глубинах погибели“. И смотрели глаза Авраама в глаза Исаака, а глаза Исаака смотрели на вышних ангелов. Исаак видел их, Авраам же не видел» [36].

Другие виды толкования были, вероятно, скорее дискурсивными и имели форму проповеди, но об их характере мы можем догадываться только по литературным текстам, где сохранились пространные отрывки таких толкований. Вот комментарий из Кумрана на Книгу пророка Аввакума (Хавакука):

«Ты, Господи, только для суда попустил его. Скала моя! для наказания Ты назначил его. Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснение Ты не можешь». Толкование этого: Бог не уничтожит народ Свой руками чужеземцев; в руки избранника Своего Бог отдаст суд над всеми народами; а когда они подвергнутся наказанию, будут также обвинены все нечестивцы Его народа, которые соблюдали Его заповеди (только) в бедственное для них время. А относительно того, что он сказал: «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния». Толкование этого: глаза их не совратили их в период нечестия[18] [37].

Ранняя раввинистическая библейская экзегеза сохранилась в составленных во II веке н. э. или позднее текстах танаев, однако весьма вероятно, что эти тексты включают куда более ранний материал. В них, несомненно, содержатся истолкования, которые можно с определенностью отнести к I веку н. э. благодаря параллелям с мотивами, встречающимися в трудах Иосифа Флавия и Филона Александрийского. Примером может служить легенда о необыкновенной красоте Моисея в детстве. В варианте Иосифа Флавия: «Когда ему минуло три года, Господь даровал ему необыкновенный для таких лет рост, и к красоте его никто не только не был в состоянии относиться равнодушно, но все при виде Моисея непременно выражали свое изумление. Случалось также, что, когда ребенка несли по улице, многих из прохожих поражал взгляд его настолько, что они оставляли дела свои и в изумлении останавливались, глядя ему вслед, настолько сильно его детская красота и миловидность приковывали внимание всех». Много столетий спустя подобные рассказы о Моисее вплетались в раввинские комментарии к Библии, а по сути проповеди: «Поскольку Моше был красив, все желали посмотреть на него, а кто видел его, не мог насмотреться на него. И фараон целовал и обнимал его. А он [ребенок] брал корону фараона и надевал себе на голову, как ему было суждено, когда он стал великим» [38].