Женщины из правящих династий нередко оказывались на троне в эллинистических царствах (в особенности в Египте, где Клеопатра VII, любовница Юлия Цезаря, а затем Марка Антония, во второй половине I века до н. э. была лишь последней в целом ряду могущественных цариц из династии Птолемеев), но для иудейской традиции воцарение женщины было событием революционным. Так как женщина не могла быть первосвященником, Александра назначила на эту должность своего старшего сына Гиркана. Как Иосиф Флавий, так и раввины (называвшие Александру именем Шломцион) весьма благосклонно оценивали ее правление, во время которого она «передала все дела фарисеям, повиноваться которым повелела и народу, причем вновь санкционировала все те дополнения фарисеев к установленному закону, которые были введены фарисеями и затем отменены ее свекром, Гирканом». (О значении поддержки со стороны фарисеев см. главу 6.) Однако первосвященник Гиркан выглядит слабой фигурой и остается в тени властолюбивой матери — Иосиф даже утверждает, что она выбрала его на эту должность именно из-за его апатичности, благодаря которой он не представлял опасности для ее собственной власти, — а после ее смерти в 73-летнем возрасте в 67 году до н. э. право Гиркана на трон начал оспаривать его младший брат Аристобул II. Раздоры между братьями в последующие четыре года дали римлянам повод для вмешательства, и независимости хасмонейского государства пришел конец [14].
Уже в 104 году Аристобул I, по словам Иосифа, принял прозвище Филэллина — «друга греков»[29]
; миф об основании династии Хасмонеев как спасителей иудаизма от греческой культуры не мешал благочестивым евреям и в земле Израиля, и в диаспоре принимать те аспекты эллинизма, которые казались совместимыми с их религией. По иронии судьбы, сами книги Маккавейские, восхваляющие сопротивление греческим ценностям, сохранились только по-гречески. От конца эпохи Второго храма до нас дошло много других еврейских текстов на греческом языке, в основном в виде фрагментов. Многие евреи использовали греческие литературные формы для выражения еврейских идей; самые замечательные из таких примеров — эпическая поэма некоего Филона (других сведений о нем не сохранилось) под названием «Об Иерусалиме» и написанная Иезекиилем Трагиком в манере Еврипида греческая драма «Исход». В последней встречается ряд ярких деталей: так, зрителей должен был поражать глас Божий, раздающийся из неопалимой купины, а разведчик, отправленный на поиски места стоянки для израильтян, довольно неожиданно рассказывает о виденной им могучей птице — фениксе, которому другие птицы воздавали царские почести [15].Фрагмент «Исхода» Иезекииля был найден среди папирусов египетского города Оксиринха, что говорит о популярности текста в античном Египте; вероятно, именно в Египте он и был написан. Но место сочинения многих других греко-еврейских текстов, например труда Эвполема «О царях иудейских» — красочного пересказа Писания, нам неизвестно; не так уж невероятно отождествление Эвполема (который в стремлении показать величие еврейских царей древности добавил к библейскому повествованию материал из греческих источников, в частности Геродота и Ктесия) с евреем того же имени, жившим в Иудее во II веке до н. э. и в 60-х годах избранным Иудой Маккавеем в число послов, направленных в Рим для заключения союза. Еврейские жители Иудеи к концу периода Второго храма вполне умели думать и писать по-гречески; это ясно видно по сочинениям Иосифа Флавия, написанным в конце I века н. э. Иосиф, без сомнения, был не единственным в этом роде, так, например, в автобиографическом труде «Жизнь» он уделил значительное место полемике с современным ему историком Юстом из Тивериады, чье прекрасное греческое образование отметил особо [16].
Реакция иудеев на греческую культуру была, судя по всему, неоднозначной. Мировоззрение, отраженное в свитках Мертвого моря (см. главу 6), во многом можно охарактеризовать как отрицание эллинизма, однако тот факт, что в Кумранских пещерах сохранились и свитки с библейскими текстами, написанными по-гречески, свидетельствует, что по крайней мере некоторые из евреев, живших у Мертвого моря, знали и употребляли греческий язык. Труднее различить элементы греческой философии в кумранских текстах на иврите и арамейском, но поиск параллелей между мотивами, например, в еврейской литературе премудрости и греческих философских трудах не лишен оснований, так как появление в этот период большого количества иудейских текстов, переведенных с иврита на греческий, ясно говорит о том, что как минимум некоторые евреи свободно владели обоими языками [17].