Какие люди становились саддукеями? Очевидно, философию саддукеев можно было принять или отвергнуть по собственному усмотрению, ведь (как мы знаем) Иосиф утверждал, что в юности поступил именно так. Он описывал саддукеев как «принадлежащих к особенно знатным родам», и пишет, что «на стороне саддукеев стоял лишь зажиточный класс», но это, как кажется, всего лишь социологическое наблюдение, а не отсылка к какому-то обязательному требованию для вступления в группу: упоминания
Как отмечает Иосиф в том же отрывке, что мы процитировали ранее, саддукеи не проявляли не только заметной групповой солидарности, но даже уважения друг к другу. Они «не признают никаких других постановлений, кроме постановлений закона. Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы», и отношения их даже «между собой суровые и грубые». Это были ярко выраженные индивидуалисты: каждый саддукей полагался лишь на собственное прочтение священного текста. Поэтому довольно удивительно, что в хасмонейский период саддукеи описаны Иосифом как квазиполитическая группировка, взявшая под свой контроль Иоанна Гиркана, который, как мы знаем, оставил фарисеев и примкнул к саддукеям. Мы уже видели, что в названии боэтусеев усматривается связь с именем одного из первосвященников, назначенных Иродом, но ни один из известных источников не дает оснований предполагать, что саддукеи обычно были священниками (и подавно — что священники обычно были саддукеями). То, что Иосиф прямо называет Анана саддукеем, говорит о том, что первосвященники вовсе не всегда были так или иначе связаны с партией саддукеев, хотя в рассказе из Деяний о том, как Петр и Иоанн проповедовали Евангелие в Храме, саддукеи выступают как прихлебатели при первосвященнике [30].
По всей вероятности, верным следует считать представление о саддукеях как о маргинальной группе в истории иудаизма конца эпохи Второго храма. Несовместимость их мировоззрения с фарисейским очевидна в свете обширных свидетельств, подтверждающих споры между этими двумя группами, однако из-за отрицания жизни после смерти и влияния Бога на судьбы мира их учение трудно примирить и с большинством других ответвлений иудаизма. В то же время нет веской причины считать, что их подход к Библии не пережил, и надолго, эпоху Второго храма, так как ничто в приписываемых им взглядах не обусловлено непрерывным существованием Храма (да и из трудов Иосифа, писавшего в 80-х — 90-х годах н. э., складывается впечатление, что саддукейство по-прежнему оставалось учением, которое мог принять любой иудей). Поэтому позже, в конце 1-го тысячелетия, движение караимов воспринималось раввинами как возрождение саддукейства. Более того, если саддукейство было личным выбором, не требовавшим вступления в какое-либо сообщество, то в принципе стать саддукеем можно было бы и сегодня [31].
Ессеи и терапевты
Явную противоположность индивидуалистам-саддукеям представляли собой ессеи, чью общинную жизнь изобразили (не без идеализации) ряд писателей I века н. э., единодушных в своем восхищении этими «поборниками добродетели» и совершенством их общинного уклада, вопреки некоторым разительным расхождениям в описаниях особенностей этого самого уклада. Платонисту Филону ессеи мыслились увлеченно изучающими философскую этику. Иосиф Флавий, стремившийся рассказать своим читателям-язычникам обо всем лучшем в иудаизме, описывает ессеев как группу набожных евреев, приверженных особому образу жизни, наподобие пифагорейцев — религиозного сообщества, основанного на территории Италии в V веке до н. э. греческим философом Пифагором, чьи принципы заключались в соблюдении чистоты и особых запретов, самоанализе и четких этических установках. Подобные апологии, очевидно, имели успех: среди иудейских религиозных групп только ессеи привлекли внимание нееврейских писателей. Римский ученый-энциклопедист Плиний Старший, родившийся в Коме на севере Италии и включивший в свою «Естественную историю», написанную в середине I века н. э., огромную массу самых разнообразных сведений, с восхищением писал о ессеях: