Поэтому австрийцы полагали, что не следует упускать случая заключить выгодный мир. Если, к примеру, Наполеон откажется от польской химеры (так именовали Великое герцогство Варшавское), согласится восстановить Пруссию, вернуть Германии независимость посредством упразднения Рейнского союза и свободу торговли посредством возвращения ганзейских городов, лучше принять такой мир, нежели подвергаться опасности ужасной войны, в которой можно и не победить. Таково было мнение Австрии, и его никак не разделяли государи Пруссии и России. Они хотели мира, для Франции куда более сурового, и им вовсе не казалось, что Вестфалию и Голландию, к примеру, следует уступать Наполеону. Они требовали отнять у него хотя бы часть Италии и вернуть ее Австрии, которая не нуждалась в дополнительном возбуждении аппетита, но из осторожности молчала. Меттерних объявил, что Австрия, в надежде на заключение мира, ограничится требованием раздела герцогства Варшавского, восстановления Пруссии, упразднения Рейнского союза и возвращения ганзейских городов и вступит в войну только в том случае, если Франция отвергнет эти условия. Ему отвечали, что она их обязательно отвергнет, на что австрийский министр с легким сердцем заявил, что в таком случае его повелителю ничто не помешает вступить в коалицию и он обязательно в нее вступит.
Результаты совещаний оказались следующими: австрийское посредничество будет принято, с Наполеоном будут договариваться через Австрию, Австрия предложит упомянутые условия, вступит в войну только в случае отказа Наполеона, а до тех пор будет оставаться нейтральной, Англию проинформируют о создавшемся положении, подписание мира с ней будет отложено ради упрощения вопроса; однако всеобщее мнение было таково, что континентальный мир неизбежно повлечет за собой в самое скорое время и мир морской.
По завершении совещаний Меттерних вернулся в Гичин к своему повелителю и по прибытии обнаружил, что его расчеты полностью оправдались. Будучи обеспокоен происходившим в Богемии и узнав о встрече Меттерниха с государями России и Пруссии в Опочно, Наполеон подумал, что не следует стараться терять время до такой степени, чтобы оставаться в стороне от того, что замышляют державы, и позволить им создать у него под боком грозную коалицию, формирование которой он мог бы, своевременно вмешавшись, предотвратить. Он решил встретиться с Меттернихом, надеясь разузнать о замыслах коалиции, но главное, добиться продления перемирия. Только к продлению перемирия он и стремился, ибо о мире на предложенных ему условиях он не помышлял вовсе. Итак, Меттерних, возвратившись со встречи с Александром и Фридрихом-Вильгельмом, обнаружил приглашение явиться в Дрезден. Поскольку именно этого и желали министр и император, следовало без колебаний соглашаться на предложенную встречу, и Меттерних снова пустился в путь. В минуту его отъезда император Франц вручил ему письмо для зятя, в котором предоставлял своему министру право подписывать любые статьи, касавшиеся изменения договора об альянсе и признания австрийского посредничества.
Меттерних прибыл в Дрезден 25 июня, а на следующий день состоялась его первая встреча с Маре, ибо по протоколу вести переговоры он должен был с министром. Два дня ушли на пустые препирательства о союзном договоре, действие которого продолжалось, но должно было приостановиться; о способе примирения роли посредника и роли союзника; о форме посредничества;
о притязании посредника быть единственным связующим звеном между воюющими державами на переговорах. Оставаясь верным своей системе, Наполеон выиграл так еще два дня; но Меттерних приехал не для того, чтобы договариваться с министром, не имевшим особого влияния, и к тому же должен был вручить Наполеону письмо императора Франца; поэтому он потребовал встречи с французским императором, и без дальнейших проволочек. Наполеон же, исполнившись, в свою очередь, гнева, был теперь совершенно готов принять Меттерниха. Он уже не ставил себе цели разгадать секрет собеседника и добиться от него продления перемирия: его самая насущная потребность состояла в том, чтобы излить на него свой гнев. Он принял Меттерниха 28 июня во второй половине дня.
Войдя в кабинет, Меттерних обнаружил Наполеона стоящим с саблей на боку и со шляпой под мышкой; он вел себя вежливо, но холодно, как человек, который не намерен сдерживаться долго. «Наконец-то вы явились, господин Меттерних, – сказал он. – Что-то поздно вы пришли!» И тотчас, по уже усвоенному его кабинетом обыкновению, принялся обвинять Австрию в потере времени после заключения перемирия, затем перешел к своим отношениям с Австрией, горько посетовал на нее и весьма долго распространялся о ненадежности отношений с этой державой.