История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

Наполеон пожелал тотчас подписать эту статью и затем отослал Меттерниха, осыпав его всеми возможными ласками. Так лев, превратившись вдруг в сирену, добился от ловкого министра единственной вещи, которой на самом деле желал, то есть продления перемирия.

Теперь Австрия, так страстно желавшая успеха посредничества, должна была применить всё свое искусство, чтобы не дать Наполеону ни одного предлога для дальнейшей потери времени, и без промедления ответить ему, что конвенция о посредничестве принята, согласие на продление перемирия получено и переговорщики, как и условлено, соберутся 5 июля. К сожалению, этого не случилось. Меттерних, отбыв из Дрездена 30 июня и прибыв в Гичин 1 июля, доставил великую радость своему повелителю, объявив, что посредничество принято: это позволяло австрийскому двору перейти из затруднительного положения союзника Франции к независимому и сильному положению арбитра. Поэтому Меттерних без труда добился незамедлительной ратификации конвенции, но сам предоставил предлог для потери времени, попросив перенести сбор полномочных представителей с 5 на 8 июля. Попросив отсрочки, которая не могла встретить препятствий со стороны Франции, Меттерних обратился к государям, собравшимся в Райхенбахе, чтобы возвестить им о принятии посредничества, получить согласие на продление перемирия и добиться скорейшей отправки полномочных представителей в Прагу.

Союзники не понимали всего значения Плейшвицкого перемирия, когда подписывали его. Поначалу они видели в нем только средство уклониться от неизбежных последствий сражения при Бауцене, не подумав о преимуществе времени, которое оно доставляет Наполеону. Теперь, когда они ушли от опасности, получив основную выгоду перемирия, и видели, как с каждым днем продвигаются военные приготовления Наполеона, они почти сожалели о нем и были совершенно не расположены его продлевать. Более того, по мнению германцев, особенно пруссаков, любое откладывание военных действий означало шаг вперед в миротворческой политике Австрии и выглядело своего рода предательством. Поэтому потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы добиться согласия союзников в Райхенбахе, что повлекло за собой новую потерю времени. Тем не менее, поскольку Австрия обязалась продлить перемирие, невозможно было нанести ей оскорбление, объявив ее обязательство неосмотрительным и недействительным. Перемирие утвердили, но попросили, учитывая расстояния и уже истекшее время, нового переноса даты с 8 на 12 июля, пообещав, впрочем, что опозданий не будет. Меттерних известил министра Маре об этих решениях, но, давая о них знать, выразился по поводу продления перемирия как о чем-то само собой разумеющемся и не сообщил о его официальном признании государями Пруссии и России.

Ничто так не устраивало Наполеона, как отсрочки не по его вине. После того как австрийский двор переехал в окрестности Праги, Наполеон вызвал Нарбонна в Дрезден, удержал его там на несколько дней, а затем отправил исполнять роль посла уже в Праге. Послу поручили выразить сожаление по поводу последней отсрочки и в то же время посетовать на небрежение, с каким, похоже, отнеслись к официальному сообщению о согласии на продление перемирия, будто в этом согласии могли возникнуть сомнения. Наполеон разрешил Нарбонну вдобавок заявить, что Франция укажет и отправит своих переговорщиков, лишь когда станут известны и отбудут по назначению русский и прусский переговорщики, и намекнуть, что ими будут, вероятно, Нарбонн и Коленкур.

Направляя такие ответы, Наполеон намеревался воспользоваться неосторожными отсрочками, на которые пошла Австрия, для получения отсрочек новых, ловко связав их с теми, причиной которых являлся не он. Уже давно были запланированы поездки для осмотра мест, которым предстояло стать военным театром; если у него будет на это свободное время, следовало объехать берега Эльбы от Кёнигштайна до Гамбурга. Наполеон планировал даже съездить в Майнц и провести несколько дней с императрицей, которой не терпелось с ним повидаться и которой он намеревался публично засвидетельствовать свою привязанность. Тем не менее он решил начать с наиболее полезной из поездок, с той, что должна была позволить ему осмотреть Торгау, Виттенберг и Магдебург.