История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Но радости недолги, ибо чаще всего состоят лишь в мечтах о невозможных блаженствах. Вскоре марсельцы узнали о потере Иль-де-Франса и почувствовали против англичан яростный гнев. Узнали они и о том, что возвращенные Франции колонии полны европейских товаров, колониальных товаров в них нет, все торговые связи оборваны, Испания в беспорядке, Средиземноморье принадлежит англичанам и грекам, их порт, некогда порто-франко, опутан императорскими таможнями, а droits rJ

unis, которому они отчасти приписывали свои невзгоды, сохранен и закреплен. Радость марсельцев остыла, и они стали с горечью доискиваться причин своих разочарований. Еще не зная, что вскоре вокруг стен города вырастут новые предприятия, что Франция приобретет Алжир и это новое владение вместе с всеобщим возрождением Средиземноморья вновь сделает город королем южных морей, Марсель, как и многие другие города, искал свою потерянную корону не в будущем, а в прошлом. Жители полагали, что в прошлом их процветание держалось на открытости порта, на праве принимать без досмотра и уплаты пошлин товары со всего света, которые облагались налогом лишь в двух лье от стен города (как будто перенос линии таможен на два лье мог вернуть потерянные связи!). Подобно бедному эмигранту, потерявшему голову от воспоминаний, Марсель грезил о статусе порто-франко и думал, что при этом условии Реставрация станет величайшим благом.

Прибытие графа д’Артуа вернуло марсельцев к иллюзиям первых дней, и они встретили его с небывалым воодушевлением. Они произносили самые сумасбродные речи, говорили, что хотят настоящего, абсолютного короля, не стесненного путами, навязанными революционерами. Слыша бурные и напыщенные выступления против налогов, граф вел себя так же, как и везде, и отвечал марсельцам, что он на их стороне, что они, разумеется, правы и он обещает им скорое удовлетворение, но они должны немного потерпеть и дать королю время совершить благое дело. Марсельцы были так счастливы видеть его, пожимать ему руки, что всё принимали всерьез и устроили в честь графа великолепные празднества.

Граф написал королю, прося освободить порт от пошлин. Король не встретил поддержки в совете, но отвечал, что надеется вскоре добиться желаемого от министров. Приняв за действительность то, что еще только предстояло, граф прямо в театре, где находился по приглашению, объявил об освобождении порта как о свершившемся факте, и мэр упал на колени и целовал ему руки от имени всех жителей города. Зрители вставали десять раз кряду, испуская восторженные крики признательности.

Проведя в Марселе несколько дней, граф посетил Тулузу, заглянул в Гренобль и наконец прибыл во Франш-Конте.

В Безансоне положение партий требовало самого благоразумного и твердого поведения. Надменная знать, полная предрассудков, назначившая префектом местного дворянина, который возбуждал страсти, вместо того чтобы остужать их, восстановила против себя множество жителей. Положение осложнялось тем, что именно в Безансоне находился архиепископ Лекоз. Будучи приверженцем гражданской конституции духовенства, почтенный прелат давал приют присягнувшим священникам, и ни светским, ни духовным властям не приходилось до сих пор сожалеть о его назначении. Префект и его сторонники вслух говорили, что граф при посещении Безансона не примет архиепископа, на что архиепископ строптиво отвечал, что он и сам не появится у графа д’Артуа. Задетый этой дерзостью, префект объявил, что если архиепископ сдержит слово, он велит его арестовать.

Граф д’Артуа мог совершить здравый и полезный поступок, своим поведением опровергнув речи неосторожного префекта и согласившись хотя бы на официальные отношения с прелатом. К сожалению, никак нельзя было надеяться, что он станет придерживаться такой линии поведения. И в самом деле, прибыв в Безансон под шумные изъявления радости ультрароялистов, граф не пошел в собор из страха встретить там архиепископа и, опасаясь его визита, приказал передать, что не желает его принимать. Произведенный эффект был огромным: духовенство раскололось на два враждебных лагеря, к которым примкнуло и население, разделившись, впрочем, весьма неравным образом, ибо бо́льшая часть выступала против знати и духовенства.

Затем, очаровав любезностью всех, кого не обидел своими неосторожными поступками, и раздав тысячи орденов, граф д’Артуа направился в Париж.