Теперь следует рассказать, как событие, так глубоко взволновавшее дворы Берлина и Санкт-Петербурга, приняли в Вене. Если какой-либо двор и должно было задеть за живое похищение герцога Энгиенского, то, конечно, австрийский. Однако единственными послами, проявившими в этих обстоятельствах сдержанность, оказались послы императора. Они не проронили ни одного оскорбительного для французского правительства слова, не совершили ни одного демарша, на который оно могло бы пожаловаться. А ведь глава империи, естественный хранитель безопасности, достоинства и территории Германии как никто в мире был обязан возвысить голос против акта насилия, свершившегося в Великом герцогстве Баденском. Следует даже признать, во имя справедливости, что всё оказалось бы на своем месте, если бы спокойствие, выказанное двором Австрии, выказали и в Петербурге, а стремительность протеста последнего проявилась бы в Вене. Никто не удивился бы, если бы император Франц сдержанно, но твердо потребовал от Первого консула объяснений касательно нарушения территории. Но ничего подобного не случилось, а случилось нечто прямо противоположное. Петербург был молод, неопытен и далек от Франции; Вена была умудрена, скрытна и слишком близка от победителя Маренго. Вена промолчала.
Чтобы понять поведение Венского кабинета, следует знать, что кабинет этот, в ожидании благоприятного случая вернуть утраченное, но при этом вовсе не желая породить такой случай по неосторожности, с пристальным любопытством наблюдал за тем, что происходит в Булони, желая французским армиям утонуть в океане, но ни в коем случае не желая привлечь их на Дунай. В это время Австрия пользовалась занятостью Франции в морской войне, чтобы по своей воле решать вопросы, не решенные рецессом 1803 года. Эти нерассмотренные вопросы были, как мы помним, следующими: установление соотношения голосов католиков и протестантов в Коллегии князей; поддержание или упразднение имперского дворянства; новое разделение на округа; реорганизация германской Церкви; секвестрование движимого и недвижимого имущества секуляризованных церковных княжеств; а также различные дела меньшей важности. Наиболее важным вопросом, по его последствиям, являлось промедление с новой организацией округов, ибо из него вытекал недостаток полицейского надзора, оставлявший всё на право сильного. Поскольку Францию в то время всецело поглощала морская война и к тому же она отмежевалась от России, никакое внешнее влияние не могло прийти на помощь притесняемым землям, и империя повсеместно впадала в анархию.
По окончании переговоров 1803 года Австрия секвестрировала угодья секуляризованных княжеств, которые находились под ее управлением. Как мы помним, одни эти старинные церковные княжества владели средствами, положенными в Банк Вены, другие – землями, вклинившимися в различные германские государства. Эти средства и земли, естественно, полагались князьям в возмещение убытков. Австрия, ссылаясь неизвестно на какую максиму феодального права, секвестрировала более чем на тридцать миллионов капиталов, положенных в Банк Вены и размещенных в рентах. Наиболее ощутимые потери понесли Бавария и Оранский дом. Австрия этим не ограничилась. Она вела переговоры со множеством мелких князьков, желая отобрать у них владения в Швабии и так обеспечить себе положение на берегах Боденского озера. Она купила город Линдау принца Бретценхаймского и уступила ему взамен земли в Богемии, с обещанием голоса в Сейме. Она вела переговоры с домом Кенигсека, добиваясь от него, на сходных условиях, территорий, расположенных в той же местности. Наконец она добилась создания в Сейме новых католических голосов, чтобы уравнять голоса католиков и протестантов. Поскольку большинство Сейма ее не поддержало, она грозила прервать всякие обсуждения, пока вопрос соотношения голосов курфюрстов не будет решен сообразно ее желаниям.
Германские принцы, подвергшиеся насилию со стороны Австрии, мстили за себя, совершая подобное же насилие над землями более слабыми, чем их. Гессен и Вюртемберг захватывали земли имперского дворянства, заявляя в полный голос о планах их присоединения. Когда имперское дворянство Франконии обратилось в имперский суд Вецлара, прося декрета против узурпаций, которыми ему угрожали, гессенское правительство велело сорвать повсюду афиши с приговором имперского суда, подав таким образом пример самого примечательного презрения к судам империи. Отказывались также платить пенсии духовенству, лишенному имущества в результате секуляризации. Герцог Вюртембергский не захотел платить ни одной пенсии.