История Консульства и Империи. Том II. Книга 2

Император Александр в то время уже не был искренен в отношениях с Наполеоном, хотя и был таковым в первое время, когда увлеченность химерическими планами побуждала его во всем одобрять своего союзника. С тех пор как речь не шла более о Константинополе, а только о Бухаресте и Яссах, иллюзии развеялись. Несомненно, дунайские провинции были вполне достаточным приобретением для России, однако это более позитивное и менее ослепительное приобретете не вызывало в Александре прежнего воодушевления и, напротив, внушало ему озабоченность средствами его осуществления. Он понимал, что то, что уступал ему Наполеон, еще придется завоевывать мучительными усилиями, и разочарование, всегда столь стремительное у Александра, уже начинало овладевать. Он считал Наполеона еще слишком могущественным, чтобы ссориться с ним, но не считал его уже ни столь победоносным, чтобы иметь большие выгоды, оставаясь его союзником, ни столь незапятнанным, чтобы в союзе с ним была та же честь. Но поскольку от Австрии и Англии он скорее всего не мог получить тех приобретений, которые продолжали оставаться его главной страстью, то есть дунайских провинций, и поскольку новый поворот в его привязанностях мог его обесчестить, он решил придерживаться союза с французами, постаравшись извлечь из него наибольшую выгоду и заплатив за него как можно меньше. Поэтому война Франции с Австрией была для Александра крайне нежелательным обстоятельством. Она затрудняла покорение турецких провинций и требовала от него дорогостоящих усилий по отправке армии в Галицию в помощь Наполеону, что означало добавление еще одной войны к тем четырем, что он уже вел против шведов, англичан, персов и турок.

Александр объяснился с Шварценбергом с полной откровенностью. Не сумев скрыть смущения, когда австрийский министр упрекнул его в пособничестве недостойному поведению Наполеона в Байонне, Александр остался нечувствителен к призыву снова встать на сторону общеевропейского дела и указал на лживость и притворство Австрии в последние два года, когда она не переставала говорить о мире, а сама готовилась к войне. Он закончил заявлением, что имеет недвусмысленные обязательства, полностью соответствующие интересам его империи, которые он не преминет выполнить; что если Австрия дойдет до разрыва с Францией, она будет раздавлена Наполеоном, но России также придется вмешаться, ибо она останется верна обязательствам и присоединит свои войска к французским. Затем Александр отклонил всякие инсинуации относительно семейного альянса с Австрией, ибо никак не мог отдать эрцгерцогу княжну, которую почти обещал Наполеону.

Австрийский посланник был ошеломлен такими откровенными заявлениями. Высший свет Санкт-Петербурга, не столь пылкий, разумеется, как высший свет Вены, внушал ему, в то же время, надежду на другой результат. Более опытный посол увидел бы, что за чувствами, разделяемыми в некоторой мере и самим Александром, стоят интересы, связанные в эту минуту с интересами Франции;

что русская аристократия и императорская семья могут следовать капризу, позволяя себе речи, сообразные их предубежденности, но император и его кабинет должны придерживаться иного поведения; и если они могут приобрести прекрасные территории, в то время как Наполеон уничтожает Бурбонов, их роль предопределена: они позволят придворным и женщинам заниматься болтовней, а сами будут вершить дела своей империи, постаравшись добраться, среди всех этих волнений, до столь желанных берегов Дуная.

Милейший князь Шварценберг, ничего не поняв в этих видимых противоречиях, отправил своему двору депеши, которые должны были остановить Австрию, если она еще могла остановиться. Видя, что произвел некоторое впечатление на представителя Австрии, Александр понадеялся, что тот добьется, может быть, чего-нибудь от своего двора, но, не рассчитывая, тем не менее, на это, стал готовиться к предстоящей войне. Ему хотелось как можно скорее покончить с войной в Финляндии. Он послал подкрепление, доводившее действующие в этой провинции силы почти до 60 тысяч человек, и приказал выдвигаться в центр Швеции по замерзшему морю. Одна колонна, огибая Ботнический залив, направлялась через Улеаборг на Торнио и Умео. Вторая колонна, выйдя из Ваасы, переходила Ботнический залив по льду, двигаясь на помощь первой под Умео. Третья колонна, главная, также шла по льду, двигаясь через Аландские острова на Стокгольм. Гвардия и две дивизии располагались между Санкт-Петербургом, Ревелем и Ригой, для охраны побережья Балтийского мора от нападений англичан. Четыре пехотные и одна кавалерийская дивизия, общей численностью 60 тысяч человек, были направлены в Галицию, но скорее для поддержания равновесия сил, чем для помощи французским армиям.