История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

на Шварценберга, совершенно очевидно одобрявшего сказанное против регентства Марии Луизы, Александр выказал готовность принять Бурбонов, ибо, добавил он, представителям старых европейских монархий не пристало возражать против восстановления этой древней семьи. Приняв принцип, оставалось найти средство для низложения Наполеона и учреждения нового правительства, которое примирит Францию с Европой и с самой собой. Талейран и члены его импровизированного совета пришли к мнению, что смогут воспользоваться Сенатом и найдут его готовым ниспровергнуть властелина, перед которым он столь долго заискивал, ибо, заискивая, он всегда в глубине души его ненавидел. Но чтобы придать Сенату смелости высказаться, требовалось, чтобы Наполеон казался бесповоротно обреченным. Без такой уверенности боязливость Сената, что удерживала его в молчании при Наполеоне, заставит его промолчать и при его тени. Чтобы снять это затруднение, представлялось весьма простое средство, которое должно было, однако, предшествовать всякому иному демаршу: нужно было заявить, что монархи-союзники, собравшиеся в Париже и склонные уступить Франции самый почетный мир, приняли решение не вступать более в переговоры с Наполеоном, с которым сочтен невозможным всякий искренний и продолжительный мир. Поскольку только это средство могло вызвать оживление общественного мнения в отношении Наполеона, колебаться не следовало, и колебаться не стали. Был принят проект декларации. Однако, по воле тех, кто желал Бурбонов и намеревался получить удовлетворение как можно раньше, недостаточно было сказать, что с Наполеоном более не хотят вступать в переговоры, следовало сказать, что переговоров не будет и ни с одним из членов его семьи, ибо если оставить открытой возможность для его сына, этого будет достаточно, чтобы привести в оцепенение робких людей, на которых важно воздействовать.

После внесения, по предложению аббата Прадта, этого необходимого дополнения, на парижских стенах была развешана следующая декларация, подписанная Александром от имени всех союзников.

«Армии союзнических держав заняли столицу Франции. Государи-союзники принимают пожелание французской нации.

Они заявляют, что условия мира должны содержать самые прочные гарантии, если речь идет об обуздании притязаний Бонапарта, но они будут более благоприятны, если Франция сама предоставит гарантии покоя через возврат к разумному правительству.

Соответственно, государи-союзники провозглашают, что:

не намерены более вести переговоры ни с Наполеоном Бонапартом, ни с членами его семьи;

уважают целостность старой Франции, какой она существовала при ее законных королях; и могут сделать даже больше, ибо исходят из того, что для благополучия Европы Франция должна оставаться великой и сильной; признают и гарантируют Конституцию, которую примет французская нация.

Соответственно, предлагают Сенату назначить временное правительство, которое сможет позаботиться о нуждах управления и подготовить конституцию для французского народа.

Намерения, мною выраженные, разделяют со мной все союзнические державы.

Александр».

Условились, что Талейран и его сподвижники, опираясь на эту декларацию, побеседуют с членами Сената, уговорят их назначить временное правительство, а затем подумают о средствах прямого и окончательного низложения Наполеона.

После этого первого акта государи расстались. Александр остался у Талейрана, Фридрих-Вильгельм назначил своей резиденцией особняк принца Евгения, ставший теперь домом Прусской миссии. Войскам был отдан приказ не становиться на постой у жителей, а по получении продовольствия устраивать биваки на главных площадях столицы и на Елисейских Полях. Комендантом Парижа назначили генерала Сакена. Сменили некоторых редакторов газет, другим поручили писать в духе новой революции. Воспользовались телеграфом, чтобы возвестить о свершившихся в столице великих событиях и о великодушных намерениях держав.

Талейран легко добился успеха у сенаторов. Некоторые из них выказали притворное негодование, подавляющее большинство жаловались, но все старались угодить человеку, который располагал будущим, и, казалось, решились дать полное согласие на всё, что им предложат. Больше характера обнаружили те, кто формировал в Сенате бездеятельную, но суровую оппозицию. Эти ученики Сийеса выглядели готовыми на всё против Наполеона, и их достоинство не страдало, ибо они никогда не превозносили Императора Французов, но их готовность принять всё не равнялась готовности их коллег. Те спрашивали, приведут ли их к ногам Бурбонов в качестве побежденных и не стоит ли подумать о том, чтобы гарантировать принципы Французской революции, вновь призывая эту семью. Оппозицию постарались ободрить, сказав, что Талейран весьма заинтересован в том, чтобы принять меры предосторожности против Бурбонов и что после того, как Сенат проголосует за низложение, следует незамедлительно заняться составлением конституции, сообразной потребностям и просвещенности времени.