История Крестовых походов

Причины здесь не только в религиозных разногласиях, особенно четко обозначившихся после раскола Церквей в 1054 г. Политические споры были не менее важны. В Константинополе император Алексей I стал добиваться от руководителей крестоносцев вассальной присяги за земли, которые они завоюют, и даже передачи некоторых из них Византии. Он мотивировал это тем, что весь Ближний Восток, включая Малую Азию, принадлежал некогда Римской империи. Ну а Византия, как мы упоминали, есть даже не наследница ее, а сама эта Империя. Крестоносцы, они же, как говорилось выше, франки, латиняне, считали, что греки (франки категорически отказывались именовать их ромеями-римлянами) не имеют никакого права требовать чего-либо от своих освободителей.

Василевс был уже и сам не рад тому, что некогда просил о помощи. Но он стремился извлечь максимум пользы из сложившейся ситуации. Алексей оказывал прямое давление на франков, отказывался давать им продовольствие, окружил лагерь крестоносцев под Константинополем наемниками-печенегами. Дело даже доходило до стычек, причем каждая сторона обвиняла другую, что та первой начала. В конечном итоге в обмен на обязательство оказывать крестоносному войску продовольственную и военную помощь присяга была дана почти всеми вождями Христова воинства. Первым присягнул Боэмунд Тарентский, последним — Раймунд Сен-Жилль. Причем граф Тулузский, строго говоря, принес не вассальную присягу, а лишь дал обещание ни в чем не вредить императору Алексею.

Взаимная нелюбовь имела причиной, среди прочего, не только религиозные или политические распри. Вот происшествие, о котором рассказала нам Анна Комнина, дочь императора Алексея Комнина, образованнейшая женщина, обладавшая даром писателя и историка, в своей книге «Алексиада», посвященной деяниям ее отца. По византийским традициям явление императора обставлялось весьма пышно. В зале для приемов на возвышении стоял пустой трон. Надо сказать, что трон этот был особенный, двухместный. Ромейская держава именовала себя священной империей, и главой ее являлся Христос, что понималось буквально. Трон имел два сиденья, потому что на нем должны были восседать сам Христос и его «образ» — василевс. В обычные дни император сидел на правом, более почетном сиденье, но по воскресеньям и большим церковным праздникам он пересаживался на левое, а на правом находился сам Спаситель, незримо присутствующий в этом зале, что символизировал крест, лежавший на правом сиденье (видимо, в будние дни Господь не отвлекался на мелочи и дозволял ими заниматься своему наместнику). Так вот, когда зала наполнялась приглашенными (никаких сидений не полагалось), раздавался звук труб. Все падали ниц, и одновременно опускался занавес, отделявший возвышение от остальной части залы. Затем снова звучали трубы, занавес поднимался, и все видели василевса, сидящего на троне. После этого можно было встать. И вот, во время принесения присяги Готфридом Бульонским и его рыцарями, случился такой инцидент. Слово Анне Комниной: «Когда все, в том числе и Готфрид, были в сборе и когда все графы дали клятву, кто-то из знати осмелился сесть на императорский трон. Император стерпел это, не сказав ни слова, так как давно знал надменный нрав латинян. Но граф Балдуин (Булонский. — Д. Х.

) подошел к этому человеку, взял его за руку и, заставив встать, сказал с упреком: „Нельзя так поступать, ведь ты обещал служить императору. Да и не в обычае у ромейских (это все-таки слова Анны Комниной, а не Балдуина. — Д. Х .) императоров, чтобы их подданные сидели рядом с ними. Тот же, кто, поклявшись, стал слугой (то есть вассалом. —

Д. Х .) его царственности, должен соблюдать обычаи страны“. Тот ничего не сказал Балдуину, но, пронизав его недобрым взглядом, проговорил про себя на родном языке: „Что за деревенщина! Сидит один, когда вокруг него стоит столько славных воинов“».

Для ромея император есть образ, «икона» (греческое εικων и значит «образ») Христа. А перед иконой и надо падать ниц. Да и вообще в храмах на христианском Востоке не сидят, а дворец василевса также есть священное место. Но франк видит в монархе лишь, «первого среди равных» (и на Западе существовали представления о государе как помазаннике Божьем, но там они соседствовали с феодальными воззрениями, со взглядами на монарха как primus inter pares; испанцы в Средние века говаривали, что последний идальго не менее знатен, чем король, он лишь беднее монарха). А тот, кто унижает равного себе, унижает самого себя, предстает неотесанной деревенщиной (здесь, конечно, в культурном, а не социальном плане).

Вообще, византийцы считали западных рыцарей грубыми, наглыми, невоспитанными и необразованными мужланами, а люди Запада видели в греках лукавых и вероломных рабов. Семена неприязни между Востоком и Западом христианского мира начали произрастать во время Первого крестового похода.

От Никеи до Дорилея