История лингвистических учений. Учебное пособие

Литература

Звегинцев В. А. Предисловие // Общее и индоевропейское языкознание. М., 1956.

Алпатов В.

М. История одного мифа. Марр и марризм. М., 1991, с. 32–78.

Н. В. Крушевский и И. А. Бодуэн де Куртенэ

Среди ученых, которые еще в конце XIX в. начали выходить за рамки основных научных парадигм века и предприняли достаточно успешный поиск новых путей, прежде всего следует упомянуть двух выдающихся русско-польских ученых: Н. В. Крушевского и И. А. Бодуэна де Куртенэ. Иногда их причисляют к так называемой казанской школе. Однако если Н. В. Крушевский всю недолгую научную жизнь провел в Казани, то для И. А. Бодуэна де Куртенэ Казань оказалась лишь эпизодом в продолжительной деятельности в разных городах и странах.

Если школа К. Фосслера в основном продолжала гумбольдтовскую традицию, если X. Шухардт, Н. Я. Марр и др., критикуя младограмматиков, не могли выйти за рамки представлений о языкознании как исключительно исторической науке, то Н. В. Крушевский и особенно И. А. Бодуэн де Куртенэ во многом предвосхитили идеи соссюрианской лингвистики, а в некоторых вопросах (например, о фонеме, о слове) И. А. Бодуэн де Куртенэ пошел дальше Ф. де Соссюра. При этом особенно примечательно, что концепции этих ученых, в конце 70-х — начале 80-х гг. XIX в. постоянно общавшихся друг с другом, складывались в провинциальной русской Казани, бывшей однако в то время одним из крупнейших культурных центров России.

Николай Владиславович (Николай Хабданк) Крушевский (1851–1887) прожил очень короткую жизнь и смог в силу ряда обстоятельств заниматься лингвистикой всего семь лет. Он в 1875 г. окончил Варшавский университет, но в период активного обрусения после подавления польского восстания 1863 г. он (как и несколькими годами раньше И. А. Бодуэн де Куртенэ) не мог рассчитывать ни на научную, ни на какую-либо иную работу в Польше и с трудом получил место учителя гимназии в глухом городе Троицке (ныне Челябинская область) на границе с Казахстаном. Установив связи с уже работавшим в Казани И. А. Бодуэном де Куртенэ, он сумел в 1878 г. переехать в Казань и начать работать в университете. За короткое время он защитил две диссертации, в 34 года стал профессором, но уже через несколько месяцев после утверждения в профессорском звании он был вынужден уйти в отставку из-за психического заболевания, от которого вскоре умер. Подписав вынужденную просьбу об уходе из университета, Н. К. Крушевский сказал: «Ах! Как быстро я прошел через сцену».

Не получив систематического лингвистического образования в Варшаве, Н. В. Крушевский сумел активным самообразованием и беседами с И. А. Бодуэном де Куртенэ восполнить этот недостаток и вскоре показал себя интересным ученым-теоретиком, стремившимся не столько к скрупулезному анализу фактов (что тогда считалось главным достоинством лингвиста), сколько к построению теории. Уже в его первой, магистерской диссертации (примерно соответствует теперешней кандидатской), индоевропеистической по тематике, была предложена общая система чередований в языке, не потерявшая значения и сейчас. Для докторской диссертации, защищенной в 1883 г., Н. В. Крушевский выбрал весьма необычную для своего времени тему «Очерк науки о языке», то есть речь в ней шла о теории языкознания в целом. Реально, правда, диссертация была по теме несколько уже своего названия: вопросы синтаксиса и семантики в ней почти не рассматривались. Однако и то, что сделано, представляет несомненный интерес.

Работа Н. В. Крушевского писалась под значительным влиянием «Принципов истории языка» Г. Пауля, появившихся незадолго до нее. Однако если Г. Пауль последовательно исходил из представления о языкознании как об исторической науке, Н. В. Крушевский подошел к вопросу о задачах науки о языке по-иному. Не отрицая, разумеется, важности реконструкций древнейших языковых состояний, ученый возражал против того, чтобы считать эти реконструкции высшей или тем более единственной задачей лингвистики. Он указывал, что современная ему наука о языке заимствовала и свой метод, и свои «научные идеалы» у историко-филологических наук, отсюда и устремленность этой науки в прошлое, в доисторию. У самого Н. В. Крушевского приоритеты другие: «Ближайшая задача фонетики не восстановление звуковых систем праязыков, а прежде всего изучение характера звуков данного языка, условий и законов их изменения и исчезновения и условий появления новых звуков. То же самое, mutatis mutandis, относится вообще к науке о языке: ближайшая ее задача — исследовать всевозможные явления языка, а равно и законы и условия их изменений». Здесь еще нет строгого разграничения синхронии и диахронии, но к числу основных задач науки о языке отнесены не только «законы и условия изменений», чем занимались и младограмматики, но и «изучение характера звуков данного языка» и «всевозможные явления языка», что, согласно младограмматическому канону, если и относилось к науке, то лишь к ее низшему, «описательному» уровню.