История Лоры Виттеншлегер

– Такого, в принципе, быть не должно, такого просто не бывает, – заявила Маргарита, – что это вы, Ксения, такое рассказываете? Даже если это так, то при чем здесь наша Аннушка? Виновата я и только я, а не какие-то роковые случайности. Не нужно было бежать с ребенком к проклятому месту, ведь я все-равно не могла ничем помочь несчастным. Праздное любопытство!

– Следствие по делу пропавшей Ани ведется и в прокуратуре рассматривают версию похищения ее с целью выкупа, – сообщил Игорь.

– Тогда почему до сих пор нам никто из этих отморозков не позвонил, не назвал сумму? – Возмутилась его жена.

– Это могла быть бездетная пара, которым срочно захотелось реализовать свои родительские инстинкты, – вздохнула Ксения. – А момент был подходящим: ребенок на некоторое время остался один.

Другие версии исчезновения девочки не произносились семейством вслух, но каждый из Ветковских знал о них. Особенно жестокой была та из них, согласно которой младенцев крали для изготовления из их головного мозга редкого препарата для лечения раковых опухолей.

Ни одна из версий, выдвигаемых милицией, прокуратурой, семейством, а также киевлянами, которых похищение Анны взбудоражило до глубины души, не была верна.

Глава 2

На паперти

У современных киевлян слово "Троещина" ассоциируется с крупным жилым массивом. Однако название как на дрожжах разросшемуся новому району дало расположенное ранее в пригороде столицы село. Старая Троещина долго и мужественно сопротивлялась наступлению большого города. Это был так называемый тип урбанистического села, которое жило рядом с большим городом и все-таки никак не желало сливаться с ним воедино.

Гуляя по правобережью Киева, нельзя не заметить находящиеся на левом берегу Днепра белокаменные новостройки, бесконечным фронтом выстроившиеся на Троещине, Воскресенке и Выгуровщине.

Троещину во времена Киевской Руси называли раем. Там находилась загородная резиденция киевских князей. С широких террас княжьего терема. был виден Днепр и град, сияющий золотом куполов. Внизу раскинулись заливные луга. Административно эта территория входила сначала в состав Киевского княжества, затем – Киевского воеводства Литовско-Польского государства, а с конца восемнадцатого века стала принадлежать киевскому наместничеству.

За год до описываемых событий село Троещина было включено в состав Киева.

Здесь на улице Милославского в одной из многоподъездных панельных девятиэтажек поселились вполне приличные советские семьи, за исключением нескольких неприятных подозрительных типов, по виду то ли молдаван, то ли цыган, которые вот уже около года проживали на первом этаже, слева от лифта.

Бдительные мамаши из этого подъезда не отпускали детей одних на улицу, из боязни сопровождая их каждый раз во двор и со двора.

– Такие странные они, асоциальные, невежливые, они здесь как болезнь какая, рассадник заразы, – делилась с соседкой прилично одетая дама лет шестидесяти пяти в элегантном салатовом демосезонном пальто и темно-зеленой вилюровой шляпке. Соседка была приблизительно одного с нею возраста, но менее интеллигентная, можно сказать, даже совсем простая, в синей балоньевой куртке с капюшоном и черных брюках. Она работала продавщицей в гастрономе на Троещине. Дамы спускались лифтом на первый этаж. Тема подозрительных жильцов всегда была самой актуальной не только у этих женщин, но и у остальных жильцов. И не напрасно.

– Бомжи, бандюганы загадили лестницу, куда только милиция смотрит! – Заявила громогласно продавщица, настроившись на длинную словесную тираду, но элегантная дама, заметив, что лифт остановился, поспешно прижала наманикюренный пальчик одной руки к своим накрашеным губам, а другой схватила попутчицу за ее большую теплую руку, заговорщически прошептав:

– Услышат, тише…

– Да пусть что хотят, то и думают…– упрямо, но уже не так громко и слегка неуверенно заявила продавщица, пятясь задом из лифта.

Оказавшись на лестничной площадке, женщины переглянулись и уставились на черную, прорезанную ножом на середине черную дермантиновую дверь, на которой была прибита цифра 37.

Дама в шляпке на цыпочках подкралась к «неблагополучной» квартире, прислушиваясь к происходящему за дверью и поднимая кверху указательный палец, давая тем самым соседке понять, чтобы та стояла очень тихо, не дышала.

Потом, словно вдруг чего-то испугавшись, любопытная кумушка, отпрянула от двери и, схватив спутницу под локоть, направилась с ней к выходу.

Отойдя от дома метров десять, она многозначительно сказала: