Читаем История Мексиканской революции. Истоки и победа. 1810–1917 гг.Том I полностью

Между тем отряды Вильи и Сапаты в Мехико начали процесс ликвидации своих оппонентов, согласованный во время встречи 4 декабря. Всего были убиты примерно 150-200 человек. Репрессии не носили массового характера и не задевали интересов тысяч столичных жителей.[395] Но все же возмутили Гутьерреса и его правительство, так как с президентом никто действий не согласовывал. Гутьеррес стал осознавать, что является марионеткой в руках Вильи. Хотя на высший пост в стране его избрали, как мы помним, по инициативе другого человека – Обрегона.

Особенно потряс Гутьерреса случай с подполковником революционной армии, бывшим школьным учителем Берлангой. Тот выразил возмущение выходкой подвыпивших в ресторане гвардейцев Вильи «дорадос», которые отказались оплатить счет. Пристыдив их, Берланга сам заплатил хозяину. После этого подполковника арестовал Фьерро. Он разрешил ему написать предсмертное письмо, и Берлангу хладнокровно расстреляли «дорадос». Даже для Фьерро этот поступок был постыдным, и он начал выказывать недовольство Вильей, который приказал-де ему ликвидировать Берлангу. Вилья в своих мемуарах описывал этот случай несколько по-другому. Якобы Берланга на каждом углу заявлял, что Вилья бандит, за что военачальник и приказал его расстрелять после личного допроса.

Помимо Берланги были казнены три бывших генерала федеральной армии, в том числе и Охеда, который смог уйти при штурме Вильей Охинаги в январе 1914 года. По логике, их следовало бы наградить за полную профнепригодность, существенно облегчившую победы конституционалистов. Вилья приказал уничтожить и Паулино Мартинеса, хотя журналист еще недавно, на Конвенте в Агуаскальентесе прославлял его от имени Сапаты. Справедливости ради следует отметить, что все основные военно-политические лидеры Мексики того времени практиковали ликвидацию своих политических противников без суда и следствия. Но благодаря пропаганде Каррансы для многих исследователей именно Вилья и Сапата навсегда остались единственными злодеями в мексиканской истории.

Несмотря на распускаемые Каррансой слухи о зверствах «варваров» Сапаты и Вильи в Мехико, дипломатический корпус предпочел остаться в столице. Карранса предлагал иностранным дипломатам эвакуироваться вместе с его армией в Веракрус, так как в противном случае он-де не может отвечать за их безопасность.[396] Отказавшись от эвакуации, они не прогадали. Дипломаты видели, как голодные солдаты Сапаты с протянутыми шляпами смиренно просят милостыню на улицах столицы, хотя могли бы «реквизировать» все, что заблагорассудится.

Тем не менее случай с Берлангой переполнил терпение президента Гутьерреса, и он издал на рождество 1914 года специальный декрет, в котором осуждал политически мотивированные убийства без суда. Президент угрожал, что если репрессии не прекратятся, то Конвент может переехать в более безопасное место. Военный министр Роблес был послан к Вилье с предложением подать в отставку. Вместо этого Вилья сам прибыл в Мехико. Его отряды взяли под контроль главные здания города, в том числе и зал заседаний палаты депутатов, в котором продолжал работу поредевший после ухода сторонников Каррансы Конвент. К тому моменту Гутьеррес уже некоторое время вел тайную переписку с Обрегоном, пытаясь возродить план удаления с политической арены Каррансы и Вильи разом.[397] Обрегон с ведома Каррансы контакт поддерживал, стремясь побудить Гутьерреса к открытому разрыву с Вильей. В частности, под влиянием писем Обрегона Гутьеррес стал планировать перевод своего правительства из Мехико в другой город, где не было гарнизонов Вильи. Таким образом, ставка Каррансы и Обрегона на раскол рядов Конвента стала оправдываться даже раньше, чем они предполагали.

Вилья между тем окружил своими солдатами резиденцию главы государства и вошел в кабинет президента, где встретил помимо Гутьерреса еще и военного министра Роблеса. Гутьеррес сознался, что хочет перевести свое правительство в Сан-Луис-Потоси, что Вилья назвал предательством. Потом командир «Северной дивизии» неожиданно успокоился и смиренно спросил, не боится ли Гутьеррес оставаться без защиты его войск. Президент ответил, что как раз вдали от него и Сапаты он будет чувствовать себя спокойно. Гутьеррес резко осудил убийство Берланги. На это Вилья лишь заметил, что оно осуществлено в интересах революции. В конце беседы Роблес лично обещал своему бывшему командиру Вилье, что правительство никуда не двинется из Мехико. И Вилья на время – по крайней мере, по видимости – оставил Гутьерреса в покое.

В середине декабря 1914 года положение войск Каррансы стало казаться безнадежным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары