Пестковский видел причину такого положения вещей в том, что почти все банки Мексики принадлежали иностранцам: «…здесь преобладает французский и испанский капитал, затем идут англичане, американцы, голландцы и немцы».[478]
Таким образом, попытка через нацбанк мобилизовать частные средства для подъема экономики провалилась. К тому же центральный банк из-за политики золотого стандарта при Кальесе так и не сумел превратиться в эмиссионный центр – то есть не мог выполнять свою основную функцию.
На фоне отсутствия интереса мексиканских предпринимателей к новому эмиссионному банку Кальес попытался мобилизовать деньги для этого учреждения не очень-то прогрессивным способом. Было резко сокращено количество государственных служащих, включая офицеров, а многим из тех, кто остался, подолгу задерживали выплату жалованья. Таким образом Кальесу удалось сэкономить 40 миллионов песо.
В то же время расходы правительства на содержание генералов, министров и депутатов, по мнению Пестковского, были «громадны». Депутаты Конгресса, отмечал советский полпред, получают около 1000 песо в месяц.[479]
Странным было и то, что фактически находящаяся в состоянии банкротства страна содержала за границей много дипломатических представительств (21 из них – только на американском континенте). На самом деле, по установившейся мексиканской политической традиции, послами и посланниками назначали строптивых деятелей оппозиции. «Казнокрадство и непотизм процветают», – констатировал Пестковский.[480] «Картина ясна – Мексика кругом в долгу, главным образом, у Соединенных Штатов, процентов не платит. Ясно, что Соединенным Штатам не трудно закабалить ее окончательно».[481]Как уже упоминалось, нацбанк мог эмитировать бумажные деньги, только если они были обеспечены имевшимся в его распоряжении золотом. Золото поступало в Мексику в основном в качестве платежа за экспортируемые страной товары. Как раз начиная с 1926 года американская экономика (на США приходилось 70 % внешней торговли Мексики) стала ощущать перегрев и сократила потребление мексиканского сырья. Это наряду с падением нефтедобычи привело к резкому сокращению золотого запаса Мексики, ибо импорт, который тоже оплачивался золотом, прекратить было нельзя.
Мексиканская банкнота в 5 песо
Внутри Мексики, как уже упоминалось, ходили серебряные монеты, которые правительство обменивало на золотые, – ведь формально мексиканский песо базировался на золотом паритете. Если приток золота сокращался, как в 1926–1927 годах, власти были вынуждены сокращать чеканку серебряных монет и выпуск бумажных денег, чтобы не допустить падения их стоимости относительно золотых. Так, в 1926 году было отчеканено серебряных монет на 29,4 миллиона песо, а в 1927 году – только на 5,6 миллиона. Золотых монет и в 1926-м, и в 1927-м правительство выпустило на 30 миллионов песо.
Итак, все кальесовские честолюбивые планы быстрого развития мексиканской экономики натолкнулись на уменьшение оборотных финансовых средств, и поэтому никакого роста, а тем более быстрого рывка не получилось. К тому же, согласно воззрениям окружения Кальеса, бюджет страны должен был быть всегда выровненным. Технократы, таким образом, сами загнали себя в угол.
В 1925 году 76 % денег в обращении приходилось в Мексике на монеты из драгоценных металлов, 23,7 % – на безналичные средства на счетах и только 0,3 % – на бумажные деньги Национального банка. Это соотношение не изменилось за все время президентства Кальеса. В 1928 году эти доли составили соответственно 75,1 %, 23,9 % и 0,4 %. С 1 сентября и до конца 1925 года Национальный банк выпустил банкнот на 3,2 миллиона песо, хотя по уставу мог выпустить на 113 миллионов. В следующем году было выпущено уже только 1,8 миллиона песо бумажных денег.
Единственное, чего удалось добиться Национальному банку, так это в два раза снизить процентную ставку по кредитам в стране (с 24 % до 12 % в 1928 году), потому что нацбанк сам выступал в качестве кредитной коммерческой организации.
Национальный банк так не смог оживить общую банковскую систему страны. Если в 1912 году активы мексиканских банков составили 450 миллионов песо, то в 1925 году они были на уровне примерно 34 % от этой суммы. В 1930 году эта цифра возросла до 61 %, то есть спустя двадцать лет после начала революции финансовая система страны была по размерам на треть меньше, чем в дореволюционную пору. Несмотря на это, при Обрегоне и Кальесе было основано много банков, чье общее количество в 1928 году превысило дореволюционный уровень на 40 %. Примечательно, что большинство «новых» банков основывали банкиры времен диктатуры Диаса.