Он протянул ко мне руку, словно собираясь, как это было не раз, стереть липкие слезы. Коснулся щеки, а потом повернулся спиной, так ничего и не сказав. Я снова осталась наедине с болезнью. В удушающем запахе тмина, с неясной надеждой на выздоровление Дракона и на то, что я не заражусь снова.
Он не просыпался. Первое время я держалась подальше от него, пыталась разыскать больных торговцев, но была слишком слаба и не доходила даже до полосы деревьев. На третий я пыталась разбудить Дракона, но только чуть заметный пульс говорил о том, что он жив.
Без него мне не покинуть мир, без него не попасть в город-убежище. Да и кто пустит выходца из зоны заражения? Я могла лишь подобно собаке шататься по городу-помойке, неизменно возвращаясь к своему (живому ли?) хозяину. Из всего сколько-то реального остался лишь запах тмина и еле заметное, если сильнее прижаться грудью к спине, дыхание мужчины.
Но он проснулся, вынырнул из спячки, когда я уже потеряла счет голодным дням и часам. Перевернулся, обнял за плечи.
— Ты пахнешь, как последний бродяга, — услышала я.
— И ты прекрасно, ничего общего с тмином.
Очередной огрызок мира. Ощущение, что попал на дно муравейника — город-громада из переходов, многоэтажек, многоуровневых улиц, и даже неба не видно. Соты-балкончики, соты-оконца. Узкие, едва один человек пройдет, улочки. Все в агонии неоновых вывескок и цветастых иероглифов.
Верный способ почувствовать себя одиноким, когда люди сбоку, сверху, снизу, и за каждой картонной стеной бьется чья-то жизнь. Вечный галдеж, вечный треск рекламных стендов и мутных ламп. Но сегодня я, удивляясь сама себе, не чувствовала одиночества.
Ресторанчик был тесным и душным. Маленькие столики и вынужденные принимать еду в неудобной близости незнакомцы. Рядом со мной две подружки — яркие, молодые, подвижные. Одна, привстав, перегнулась через столик, и, умудряясь двигаться в такт музыке, протягивала подруге капельку наушника от плеера.
Я ждала Дракона. Легкое черное платьице на бретельках было моей первой осознанно купленной вещью, принадлежащей только к женскому гардеробу. До этого, кроме мира с конными повозками и бумажной почтой, я никогда не носила платьев. Но это и не считается, те корсажи и нижние юбки — скорее театральный костюм или маскировка.
— Ты что-то заказала? — Дракон протиснулся между посетителями и сел напротив. Неизменно сдержанный в одежде, с собранными в хвост волосами.
— А что ты хочешь? Вы… хотите… — в горячке болезни я как-то перешла на «ты», но к чему вежливости в аду?
— Мне все равно, — Локарис, махнув рукой, ответил на высказанный и не высказанный вопросы. — Вот ключ от номера и мобильный телефон. Я уже занес в контакты номер Проводника, — Дракон выложил на стол ключ и черненький мобильник. — Проводника зовут Лаэрт, в телефоне есть его фото. Он будет ждать в полпятого утра.
— Да, — я отложила в сторону пестрое меню. Прочитать состав блюд я не могла, да и картинки ничего не говорили о том, из чего это приготовлено. Я посмотрела на выложенные предметы:
— Спасибо…
— Не опаздывай, он ждать не будет.
— Да…
Подошел официант, и Дракон что-то надиктовал ему, не смотря меню.
— Я надеюсь, это будет более съедобно, чем смотрится на картинке, — сказала я, глупо ухмыльнувшись, когда официант ушел. Мне чертовски не хотелось брать эти два предмета — ключ и телефон.
Локарис не ответил. Он откинулся, насколько позволяло свободное пространство, на спинку стула и медленно скользил взглядом по ресторанчику. Ни одного следа болезни на его лице не осталось, мне даже казалось, что он выглядит лучше, чем когда я увидела его впервые.
— Что теперь? — спросила я, отлично понимая, что Дракон не станет делиться своими планами на счет панацеи от вируса. Но мужчина понял вопрос по-своему:
— Прибудешь в CBS, получишь оплату за работу и неудобства. Отсидишь на Базе карантин и сможешь купить квартиру, которую захочешь.
— Да, это я поняла… А вы? Ты.
Принесли заказ: много риса, много каких-то жутковатых на вид продуктов, но пахло хорошо. В качестве напитка — сладкая газировка. Локарис взял приборы, снова так просто, будто всю жизнь ел не иначе, как палочками.
— Я вернусь в свой родной мир, — сказал он. — На какой-то срок, для CBS из-за разницы во времени это не будет долго. Подумаю о панацее и формулах.
— А какой твой мир? — ответит, не ответит? Я отпила газировки, сегодня отчего-то слова застревали в горле, и фразы выходили с трудом. Будто каждое слово, которое я произносила, было неверным, и я знала это, но не могла понять, почему. Будто должна была говорить что-то другое. Но что?
— Меньше техники, большая концентрация природной Силы.
— Значит, там нет проблем с голосом?
— Нет, там все иначе.
— Вот как, — я замолчала, начала ковырять палочками рис, хотя аппетит пропал.