Читаем История моей возлюбленной или Винтовая лестница полностью

В это время в дверь позвонили, и наша именинница поспешила открывать. Это было, как в театре. Мы сидели на сцене вокруг праздничного стола, а из-за кулис, куда убежала Ирочка, слышался ее серебристый смех и неразборчивые длинноты второго голоса. Через две-три минуты подталкиваемый хозяйкой в столовую вошел капитан Лебедев Николай Иванович. Я впредь буду его называть по фамилии, имени и отчеству или воинскому званию капитан, хотя никаких сомнений нет, что его воинские звания успешно росли, соответственно сроку службы и заслугам. Он был в костюме мышастого цвета, голубоватой рубашке, зеленоватом галстуке-неразвязайке и с пышным букетом георгинов, помахивавших красными, белыми и бело-красными хвостами лепестков. Ирочка, казалось, была несколько удивлена, но виду не показала, приняла букет, подставила одну за другой щеки для поздравительного поцелуя и усадила нового гостя на свободный стул между мной и Васенькой Рубинштейном, что было естественно при нашем знакомстве еще с Бокситогорска. Лебедев нимало не смущаясь бросился было произносить тост, но был приторможен Ирочкой, которая, улыбаясь и предлагая очередному гостю закуски (водку налил кто-то незамедлительно), поинтересовалась, как это он узнал и пришел поздравить в срок, хотя точная дата дня рождения несколько расходилась с нынешней? Почему не позвонил предварительно? И вообще-то, откуда приехал? На что Лебедев, все равно начав с поздравления именинницы, объяснил, что по долгу службы переведен в Ленинград, где работает в известном и очень серьезном учреждении на Литейном проспекте, которое уважительно называют Большой Дом, а насчет празднования дня рождения, то как говорят в народе, слухом земля полнится. В ответ мой внутренний застольный механизм, ведающий скорыми ответами на такого рода народные присказки, завертелся, закрутился и хотел было съязвить на тему Большого Дома и антенн на его крыше, приспособленных для отлова подобных слухов. Все же я заставил себя сдержаться. А потом было поздно острить, потому что в столовую быстрыми шагами вошла миловидная молодая женщина выраженного еврейского фенотипа.

«Я извиняюсь! Я очень извиняюсь! На двери висит табличка: Профессор Федор Николаевич Князев. Дверь открыта. Или я ошиблась адресом?» — сказала молодая женщина еврейской наружности и окинула взглядом стол, пытаясь определить среди сидевших профессора Князева. Ирочка поднялась и пошла к ней навстречу: «Нет, вы не ошиблись, милая. Это, действительно, квартира профессора Князева. Правда, в настоящее время его здесь нет. Но это неважно. Я его дочь. Меня зовут Ирина. Ирина Федоровна Князева. Чем я могу вам помочь? Кто вы?» Незнакомка окинула наше застолье горящим возбужденным взглядом, который, как палочка дирижера или рука гипнотизера, повел за собой наши взгляды, и остановился на Васеньке Рубинштейне. «Как вас зовут?» — повторила Ирочка. «Римма, — ответила незнакомка. — Римма Исааковна Рубинштейн. Хотя, я, наверно, схожу с ума, что неудивительно в моей ситуации. Но вот он (незнакомка показала на Васеньку) подтвердит, что я вас не обманываю, потому что он — это мой почти что бывший муж — Василий Павлович Рубинштейн». Васенька сидел не шелохнувшись. Мягкая улыбка покинула его широкое хазарское лицо. «Пожалуйста, подтверди, Василий!» «Подтверждаю. Моя почти что бывшая, — кивнул Васенька совсем невесело. — Зачем ты сюда пришла, Римка?» «Ну, ясно, что не из-за тебя. Ты для меня не существуешь больше года! Мне нужен профессор Князев!» «Что же вы стоите, Римма? Садитесь, хотя бы сюда, — Ирочка показала на стул между собой и Роговым. — Отдохните, выпейте с нами. Что вам налить?» «Немного водки», — ответила Римма. «Налейте Римме водки!» — сказала Ирочка, и кто-то из гостей, кажется, Рогов, налил водку в подставленную Ирочкой стопку. «Ну и выпьем за знакомство, Римма. А потом расскажите, зачем вам понадобился мой отец — профессор Князев?» — спросила Ирочка. У нее была какая-то неповторимая врожденная способность успокаивать людей, находить слова, которые хотя бы на время снимают тревогу. Да и водка начала производить седативный эффект. «Все это совершенно невообразимо. Я искала профессора Князева, а встретилась с его дочерью. И Василий тут же оказался. Правда, это странно, Вася?» «Очень», — согласился Васенька и тоже выпил водки. «Все-таки скажите Римма, зачем вам понадобился мой отец?» — повторила Ирочка. «Я не знаю, с чего начать. Вы празднуете, а я со своим несчастьем. Я ведь не предполагала… Думала поговорить с профессором Князевым… Все произошло так внезапно. Я сама работаю в гомеопатической аптеке. Но, знаете, против рака гомеопатия бессильна. И вот возвращаюсь я из аптеки, покупаю в газетном киоске газету „Вечерний Ленинград“ и читаю коротенькую статью, в которой корреспондент газеты написал о том, что в Лесной академии организуется лаборатория по сбору березового гриба — чаги. И что получены первые наблюдения по лечению отваром этого гриба людей, больных раком». «Покажите мне газету!» — воскликнул Рогов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза