Чем ближе к столице, тем волнение буржуазии и крестьян сильнее. Заседание Генеральных штатов открылось 5 мая 1789 года. Правительство ждало утверждения плана восстановления финансов, но третье сословие вдруг почувствовало, что оно - необходимая часть Штатов и заявило, что прежде чем дать деньги, надо пересмотреть все устройство государства, чтобы уравнять права всех трех сословий. Депутаты предлагали попам и дворянам соединиться, но, получив отказ и слыша о повсеместных волнениях Франции, 17 июня об'явили себя Национальным собранием. Король дважды пробовал распустить собравшихся, но безуспешно. Депутаты об'явили запрещение всех налогов, не проголосованных ими. Король, двор, офицеры встревожены. Шатобриан обеспокоен: у солдат найдены воззвания: не стрелять в беззащитных парижан, когда будет дан приказ в ночь на 15 июля о разгоне Национального собрания. Народные массы Парижа предупредили разгон Национального собрания уничтожением крепости Бастилии, самая страшная французская тюрьма была разрушена до основания. Историю начали делать какие-то новые, неизвестные силы. Шатобриан не только не понимал, что происходит, но и не хотел понимать... Он замышлял поездку в Америку и в 1791 году осуществил это путешествие. Едва ли ему хотелось на самом деле исследовать северо-западный путь к Новому свету. Но каких предлогов не найдет человек, стремящийся во что бы то ни стало переменить обстановку, которая его пугает! Шатобриан сам чувствовал такую огромную путаницу чувств и понятий, что его поездку скорее всего можно было назвать стремление уйти от самого себя.
В те дни, когда волна крестьянских восстаний прокатилась по французской провинции, когда вооруженные первобытным способом крестьяне, вторгаясь в замки помещиков, впервые знакомились с расположением дворянских комнат, разыскивали и уничтожали долговые записи, кабалившие их до седьмого поколения, в те дни, когда в Париже разразился гнев рабочих, страдавших от голода и безработицы, разгромивших владения фабриканта Ревельона и расстрелянных войсками, когда буржуазия, заседавшая в Национальном собрании, в виде уступки крестьянам постановила отменить второстепенные феодальные привилегии, когда голодающий Париж целым морем голов появился в Версале и вывез в Париж и Национальное собрание и королевскую семью с королем, крича о том, что "первый булочник и первая булочница" - король и королева - обязаны кормить не только себя, но и французскую бедноту, в те дни, когда началась массовая эмиграция напуганных дворян, - Франсуа-Ренэ Шатобриан, войдя на пристани Сен-Мало на атлантический корабль, уехал в Америку. Это не был побег, это было скитание неугомонного человека, стремление заглушить чувство безысходности и внутренней пустоты, овладевшие им в Париже.
Под влиянием министра Мальзерба, старого друга энциклопедистов, Шатобриан читал Руссо, Вольтера, атеистического Гольбаха, философов-материалистов XVIII века. Он сделался даже "свободомыслящим", он стал многое понимать в Париже, где общество ничем не напоминало Комбур. В отличие от домашних священников в Комбуре, парижские священники оказались весельчаками, атеистами, прекрасными рассказчиками эротических анекдотов, от которых у молодого Шатобриана кружилась голова. В Париже Шатобриан увидел портрет любовницы Людовика XVI - маркизы Помпадур, той самой, которая обошлась французскому бюджету больше, чем в сто миллионов золотых франков, той самой, которая стояла в центре дворянских увеселений и придворных балов, той самой, которая сказала бережливому и снисходительному супругу: "После нас хоть потоп", той самой, про которую коронованный любовник в день" ее похорон, видя, как гроб с ее телом выносят в дождливый день, выразился: "Мерзкую погоду выбрала маркиза для прогулки", - вот портрет этой самой Помпадур увидел Шатобриан в Париже: на мраморном столике перед женщиной с фарфоровым цветом лица и в белом парике стоял глобус и лежали книги в кожаных переплетах с надписями: "Диксионер наук, искусств и ремесл", "Дух законов" Монтескье, - книги, которые нанесли французскому самодержавию страшнейший урон. Шатобриан подумал, что эта опасная дворянская игра со свободною мыслью действительно вызвала потоп, в котором гибнет дворянство.