Читаем История - нескончаемый спор полностью

В центре внимания историка не может не стоять, следовательно, социальное поведение людей — экономическое, политическое, религиозное — со всеми его мотивировками, сколь бы иррациональными и экзотичными они ни казались с точки зрения современного «здравого смысла». Историк, изучая далекую от него эпоху или цивилизацию, сталкивается с Другим (l’autre)[208]; с людьми, которые руководствовались в своей жизни собственными ценностями, имели своеобразные представления о самих себе и о социальном и природном универсуме и выработали только им присущие «картину мира» и систему реакций на получаемые из этого мира импульсы. Историк ищет диалога с этим ушедшим в прошлое миром, с тем чтобы «возродить», реконструировать его. Условие успеха на этом пути — проникновение в тайну человеческого поведения, поведения человека в обществе.

* * *

Обзор трудов представителей «Новой исторической науки» за последние годы, как нам думается, обнаруживает и несомненные достижения историков-медиевистов этого направления, наиболее оригинального и ведущего во всей западной исторической науке, и трудности, которые перед ними возникли вследствие определенной ограниченности исследовательских и теоретических ориентаций, препятствующей им выйти на более широкие рубежи культурологии.

(Впервые опубликовано: «История и историки».
1981. М., 1985. С. 99–127)

«Большая» и «малая» эсхатология в культуре западноевропейского Средневековья

Мне хотелось бы на примере из истории средневековой культуры показать, что обобщения, строящиеся на основе изучения произведений одного ряда (изобразительного), могут оказаться несостоятельными при их проверке, опирающейся на анализ произведений другого ряда (литературного), хотя оба эти ряда включены в контекст той же самой культуры. Сопоставление наблюдений, сделанных при изучении разных рядов, вскрывает присущие этой культуре противоречия. Нижеследующие соображения связаны с дискуссией о том, была ли структура личности, характерная для европейского культурного региона, порождением Ренессанса или существовала уже на заре Средневековья?

Передо мной две немецкие гравюры второй половины XV в., выполненные одновременно и расположенные на одном листе[209]. Обе посвящены теме посмертного воздаяния, ожидающего христианина. На первой гравюре — традиционная для средневековой иконографии[210]

сцена Страшного суда: Христос-судия; ожидающий его решения восставший из мертвых; архангел с весами, на которых взвешиваются заслуги и прегрешения человека; ангел, готовый отвести оправданного в рай, и демон, подстерегающий свою добычу, дабы низринуть ее в ад. На другой гравюре изображено ложе умирающего; над ним — группа ангелов, в руках которых записи его добрых дел; внизу — пляшущие и кривляющиеся черти, которые предъявляют записи его грехов. Суд над душою человека свершается в момент его кончины[211].

По мнению известного французского историка Ф. Арьеса и других ученых[212], первая сцена отражает средневековое представление о загробном воздаянии в «конце времен», сцена же, изображающая индивидуальный суд над умирающим, показательна для новой духовной ситуации, которая, по Арьесу, сложилась впервые в XV в. Эта новая ситуация характеризуется тем, что человеческая личность преодолевает временной интервал, который ранее отделял время жизни индивида от момента вынесения ему окончательной оценки на Страшном суде: эта оценка отныне дается немедленно за порогом земной жизни человека, и тем самым его биография находит свое завершение безотлагательно, все элементы ее связываются воедино и не разорваны, как было прежде, неопределенно длительным интервалом, который, по мнению Арьеса, представлял собой сон, покой, продолжавшийся до Страшного суда. Такое изменение концепции загробного воздаяния — свидетельство возросшего к концу Средневековья самосознания личности, которая отныне мыслит себя как законченную целостность. Иными словами, согласно концепции Арьеса, становление человеческой индивидуальности происходит в Европе впервые в эпоху Ренессанса.

Перейти на страницу:

Похожие книги