Уже 21.10. Окружной Берлинский автобан. Путаница с въездами и выездами с него. Разные ответвления в сторону Франкфурта-на-Одере, Кюстрина и Потсдама. Предельная скорость движения военных грузовиков — тридцать километров в час. Автобан описал мощную дугу.
За Бабельсбергом появились новые щиты. Прямые стрелки указывали путь в Демократический сектор, согнутые — в Западный сектор Берлина. Огни проносились мимо. Шел сильный дождь. Небо перед нами становилось все светлее и светлее.
Освещенный множеством огней, восточный контрольный пункт между зонами Драйлинден вынырнул сразу из-за поворота. В тот вечер было мало машин, перед окошечками, куда следовало подавать документы, не было ни души. Я опять увидел портреты с цитатами и стихами, и все полицейские были очень приветливы.
В 21.35 мы поехали дальше.
Проехав километр в темноте, мы увидели западный КПП. Это был единственный длинный барак с рампами для загрузки грузовиков посредине автобана. Берлинский полицейский помахал нам рукой. Он записал номер нашей машины и был так же любезен, как и его коллеги на Востоке.
— Через Тепен?
— Через Варту, — ответил я.
В конце рампы стоял черный «Опель-Рекорд». В нем сидели двое мужчин в плащах. Один из них вышел из машины и медленно стал приближаться к нам, держа руки в карманах плаща. Его шляпа была надвинута на глаза.
— Все в порядке, можете ехать дальше, — сказал приветливый западный полицейский. Я слегка нажал на педаль газа. Машина двинулась в направлении мужчины в плаще.
— Это он, — сказал Бруммер радостно. — Видите, как работают деньги?
— Так точно!
Теперь мужчина стоял прямо перед нами. Бруммер опустил стекло на своей стороне.
Мужчина был молод. Он наклонился к машине:
— Юлиус Мария Бруммер?
— Да.
— Из Дюссельдорфа?
— Да.
— Мы вас ждем, господин Бруммер.
— Да.
— Это ваш водитель?
— Да.
— Хорошо. Значит, он сможет доставить машину назад в Дюссельдорф.
— Что это значит? — спросил Бруммер без всякого выражения в голосе.
— Юлиус Мария Бруммер, — медленно произнес молодой человек, — моя фамилия Харт, я офицер криминальной полиции. Вы арестованы согласно ордеру, выданному прокуратурой города Дюссельдорфа.
Дождь барабанил по крыше машины, в темноте мерцало множество огней, красных и белых.
— Когда сегодня в первой половине дня стало известно, что вы выехали из Дюссельдорфа в сторону Берлина, — сказал Харт, — городская прокуратура Дюссельдорфа проинформировала нас по телетайпу и попросила арестовать вас на КПП Берлина, так как есть опасность, что вы скроетесь.
— В чем меня обвиняют? — спокойно спросил Бруммер.
— Речь идет о подделке документов, — ответил Харт, — об основании подставных фирм, о махинациях с валютой, принуждении к преступлению, об уклонении от уплаты налогов. Выходите.
В мятом летнем костюме Бруммер вышел в дождливую ночь. Слабым голосом он спросил:
— Что со мной будет?
— До утра вы останетесь в участке, а затем мы доставим вас самолетом в Дюссельдорф.
— Мне нельзя летать. У меня больное сердце.
— У вас есть соответствующая справка от врача?
— Конечно.
— Тогда мы доставим вас поездом.
Старая собака заскулила.
— Да, Пуппеле, да…
— Животное останется с водителем, — сказал Харт.
Неожиданно Бруммер заорал:
— Собака привыкла ко мне! Нас нельзя разлучать!
— Прошу вас, господин Бруммер! Вас поместят в следственной камере.
— Но водитель не справится с моей собакой! Она от него убежит! Она нападает на людей. Я снимаю с себя всякую ответственность!
— Вы не можете взять собаку с собой в тюрьму.
В темноте передо мной вдруг загорелись и погасли автомобильные фары. Бруммер тоже увидел это. Харт ничего не заметил — он стоял к ним спиной. Спор о собаке продолжался.
— Дайте мне возможность хотя бы доставить собаку назад в Дюссельдорф!
Вновь зажглись автомобильные фары, затем еще раз и еще. Здесь нас ждали и другие люди…
25
Они спорили уже довольно долго, но Бруммеру все же удалось добиться своего. Старая собака последовала за ним к черному «Опель-Рекорду». Я перенес туда маленький чемоданчик. Бруммер уже сидел в салоне. Я поставил чемоданчик около его ног.
— Спасибо, Хольден. Снимите комнату в отеле, а завтра утром поезжайте назад. — Он кивнул мне. — И ни о чем не беспокойтесь. Все не так уже плохо. Не забывайте про наш разговор.
— Так точно, господин Бруммер.
— Вам больше нельзя разговаривать, — сказал Харт.
— Спокойной ночи, господин Бруммер, — сказал я.