— Я знаю все, — сказал я и сел за столик. В ресторане зажглись неоновые светильники, а на взлетно-посадочной полосе стали видны красные, синие и белые огоньки. Горизонт на западе быстро становился пепельно-черным. Черные лохматые тучи все быстрее мчались по небу новой ночи.
Глаза у Нины запали, под ними были синие круги. Но даже несмотря на слабость и страх, ее бледное лицо было прекрасно. Я вспомнил слова старой кухарки-чешки: «Она как ангел, она ангел во плоти. При виде ее все приходят в волнение».
— Говорите, — прошептала женщина. Звякнув золотыми браслетами на запястье, она поднесла бокал к губам, но не удержала его и пролила половину содержимого на белую скатерть.
— Хорошо, я… я отдам вам один браслет…
— Мне не нужно никакого браслета.
— …или дам вам денег…
— Мне не нужны деньги.
— Тогда… что же?
— Я хочу, чтобы вы пошли со мной, — сказал я.
— Это безумие! — Она беспомощно рассмеялась. Дневной свет на улице на пару секунд внезапно стал цвета морской воды. — Куда я должна с вами пойти?
— Домой, — сказал я. — Или назад в больницу. Мы сумеем там объясниться. Через час вы будете лежать в своей постели. И никто ничего не узнает.
Она обхватила голову обеими руками и застонала — она была не в силах что-либо понять.
— А почему вы хотите, чтобы я осталась здесь? Вы говорите, что вам все известно. Значит, вы знаете, что я хочу убежать от мужа… и почему…
— С тех пор как мы впервые с вами увиделись, произошло многое. Ваш муж… сидит в тюрьме. Пока еще сидит.
Она оглянулась и повторила:
— Пока?..
— Ему осталось сидеть недолго. И вы не можете улететь в Париж. Это просто безумие. Я… я… — Внезапно я лишился дара речи, так как представил ее голой, увидел ее прекрасное белое тело, которое всеми фибрами желало того, кто сегодня к ней не пришел. — Я не разрешаю вам лететь в Париж!
— Да вы просто сошли с ума! Что это значит — «не разрешаю»? Вы же наш шофер!
— Господин Ворм не придет.
В ее прекрасных глазах появились слезы, и я почувствовал сострадание к ней, а страстное желание вдруг улетучилось.
— Он… не… придет?
— Нет.
— Я вам не верю! Я послала ему его билет. Я с ним договорилась. Наш самолет вылетает лишь через час…
Я положил кое-что на стол.
— Что это?
— Вы знаете, что это, — сказал я.
Маленький голубой конверт лежал между нами на столе. Мы оба смотрели на него.
— Это его билет? — прошептала она.
— Да.
— Как он у вас оказался? — Ее охватила паника. — С ним что-то случилось?
— Нет.
— Тогда откуда у вас билет?
— Вы можете выслушать меня, уважаемая госпожа? Вы можете меня спокойно выслушать? Я должен вам кое-что рассказать.
Она закусила губу. Кивнув в знак согласия, она посмотрела на меня.
— Пять дней назад ваш муж был арестован в Берлине, — начал я. — Вам это известно.
— Да.
— Четыре дня назад, в субботу, около восемнадцати часов я вернулся в Дюссельдорф…
2
Четыре дня назад, в субботу, около 18 часов я вернулся на машине в Дюссельдорф. Я принял горячую ванну и побрился. Затем уселся на кухне и с аппетитом съел вкуснейший гуляш из телятины, приготовленный для меня Милой Блеховой. Я позвонил ей из Брауншвейга:
— Сейчас одиннадцать. Я приеду между пятью и шестью, госпожа Блехова.
— Хорошо, господин Хольден. И прошу вас, называйте меня просто Мила, старая Мила. Меня все так называют.
— В таком случае называйте меня Роберт.
— Нет, прошу вас, нет.
— А почему нет, Мила?
— Вы мужчина, господин Хольден, притом намного моложе меня. Что подумают люди?
В эту солнечную субботу после обеда мне некуда было спешить, поэтому сначала я, лежа в ванне, почитал вечернюю газету, а потом сидел у окна в своей комнате над гаражом и курил сигару, выглядывая в парк, на который медленно надвигались сумерки. Затем я посидел у Милы на кухне и съел вкусный гуляш, запивая изысканным «Пльзеньским» пивом. Обе прислуги поехали в город потанцевать, а слуга отправился в кино.
Старый пес спал рядом с плитой. А это означало, что Юлиус Бруммер был вынужден отправить его домой. Мила готовила тесто для пирога. Она взбила два яйца добавила сахара и маленькие кусочки масла.
— Сегодня после обеды я была у моей Нины, господин Хольден, — сказала она. — Меня к ней пустили.
— Как она себя чувствует?
— О боже, она еще так слаба, моя Нинель. Но у нее уже были накрашены губы. «Видишь ли, Мила, — сказала она мне, — я очень боялась, что что-то произойдет с моим мужем, поэтому я и сделала это». — Мила начала осторожно месить тесто. Время от времени она тяжело вздыхала. — А я сказала ей: «Нинель, глупенькая моя, что это на тебя нашло? Наш дорогой господин невиновен, мы же это знаем. Они просто завидуют ему, что он зарабатывает так много денег, и поэтому из-за своей подлости оболгали его. Но его оправдают, а их — посадят, и довольно скоро!» А Нина спросила меня, откуда я все это знаю. И я ей ответила, что мне это сказал сам наш господин!
— Когда? — спросил я.