Читаем История Ности-младшего и Марии Тоот полностью

Стоял трескучий мороз, воздух был прозрачен и чист, это была одна из тех прекрасных светлых ночей, когда на бесконечном белоснежном саване, покрывающем землю, видны узорчатые заячьи следы. В расплавленном серебре луны каждый оставшийся в поле сухой стебель, все громоздившиеся вдоль оград ивы казались призрачными, где-то вдали ухал филин, с поразительной точностью подражая звону колокола, что-то пугающее было в этой безветренной ночи.

— Вам лучше, тетя Мали? Тетя Мали не ответила, только простонала.

— А вы не озябли, Мари?

— Благодарю, только ноги чуть-чуть застыли.

— Разрешите, я поправлю мешок для ног?

— О нет, нет! Не трогайте! Я сама… сама…

— Подвигайте немного ногами, постучите ими друг о дружку, увидите, сразу перестанут мерзнуть. Тетя Мали, как видно, задремала. А какая прекрасная ночь! Хотя, конечно, лучше любоваться ею из теплой комнаты. Сколько дивных сверкающих звезд! Небо словно сахарным песком посыпано. Интересно, какая звезда ваша?

— Кто знает? — вздохнула Мари. — Может, у меня и нет звезды.

— Говорит, у каждого есть.

— Сказать все можно.

— И еще говорят, кто найдет свою звезду, сразу умрет.

— Если б я в это верила, непременно отыскала бы.

— Выберите себе звезду, и я выберу, а потом узнаем, близко ли они друг от друга.

— Мы и так знаем, что далеко.

— По крайней мере, время пройдет незаметно. Ну, право, выбирайте!

— Хорошо, я выбрала.

— Я тоже. Ваша какая?

— Сначала вы скажите.

— Видите, там налево от Большой Медведицы крошечная светлая точка?

— Если б я знала, где Большая Медведица.

— Ой, мне плохо! Умираю! — простонала госпожа Хомлоди, судорожно подергиваясь всем телом. — Конец мне пришел. Мари беспокойно шевельнулась.

— Что у вас болит, ma tante? [133] — спросил Фери.

— Спазмы, спазмы, — тяжело дышала госпожа Хомлоди, — кажется, я умираю. Ужасная боль!

— Боже мой, что делать? — в отчаянии ломала руки Мари.

— Не угодно ли чего-нибудь, милая тетя? Прошу вас, скажите, что нам делать? Но Хомлоди не отвечала, она охала, стонала и дышала с трудом.

— Расстегните пальто, — прохрипела она, наконец. грудь ее тяжело вздымалась. Фери тотчас захлопотал, но Мари схватила его за руку и с силой отдернула.

— Ради бога, что вы делаете? Расстегивать пальто на таком морозе! Я не позволю! Это верное воспаление легких.

— Я подумал, быть может, корсет давит… Лакей Хомлоди обернулся.

— Разрешите доложить, их превосходительству завсегда нагретые мешочки с овсом на живот кладут. Тут неподалеку степи пастух живет, может, поехать туда и уложить и подушки.

— Э, да ведь и Воглань близко. Пусть кучер гонит вовсю! — приказал Ности.

Вдали и в самом деле уже слышался лай вогланьских собак. Огромный черный призрак, тянувшийся к небу, — древняя башня замка, — казалось, шагал им навстречу, только не башня к ним приближалась, а они на четверке лошадей вихрем неслись к ней.

Несколько минут спустя они были во дворе замка. Кони Фери добрались сюда раньше и были уже распряжены. Первым навстречу прибывшей карете бросился Бубеник, спросить, что произошло. Фери и лакей осторожно вынесли госпожу Хомлоди из экипажа, выбежала челядь с фонарями. Мари тоже хотела сойти, чтобы остаться ухаживать за больной.

— Нет, нет, — не согласилась татарская княгиня плачущим голосом. — Я знаю, ваша бедная мама тревожится. Поди, Фери, проводи ее домой и последи, чтобы она не простудилась. На обратном пути заезжай за врачом.

Мари хотела было запротестовать, она, мол, и одна не боится ехать, но так как Ности просили привезти врача, у нее не нашлось возражений.

Итак, она позволила Ности сесть рядом, вместо лакея Хомлоди на козлы вспрыгнул Бубеник, упряжка развернулась во дворе и двинулась к Рекеттешу. Тут ведь рукой подать — тотчас дома будут.

Мороз мягчал. В небе плавали ворохи темных лоскутьев, невидимая рука протягивалась, хватала их, пока не собрала в одно черное покрывало.

— Наши звезды туча проглотила, — попробовал завести разговор Фери.

— Я все равно уже забыла, какая моя, — сказала Мари. — А сейчас она и свечу нашу съест.

Стоило только об этом упомянуть, как луна вдруг спряталась, стало темно. Кругом было тихо, неподвижно. Только Дик ворчал все громче.

Оба слушали гневную речку, бежавшую рядом с каретой, будто озорной жеребенок. Какое-то необыкновенное настроение охватило Мари. Кто мог додумать всего несколько часов назад, что сегодня ночью они поедут с Ности одни, вдвоем, и будут видеть пх лишь звезды на небе, да и то недолго, потому что добрый боженька погасит их, а там и вовсе фонарь свой задует… Интересно, следит ли добрый бог за девушками, оставшимися без garde-dame [134], и заботится и о том, что прилично, а что неприлично?

Фери попытался нарушить тишину: раз-другой он заговаривал на какую-либо тему, которая могла бы развиться в теплую беседу, но Мари коротким «да» или «нет» обрывала нить разговора; заиндевелую крышу дома спичкой не подожжешь.

Он не настаивал (ведь для этого времени еще хватит). Оба погрузились в свои мысли. Насвистывал на козлах Бубеник, лошадки весело трусили вперед, как вдруг Мари вскричала:

— Взгляните туда!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века