Читаем История Ности-младшего и Марии Тоот полностью

Мари Тоот уже давно стояла, на «базаре» — это ведь базар в буквальном смысле слова, и «товар» тут — девицы на выданье. Их и разглядывают парни, частенько пренебрежительно машут рукой, — ли одна, мол, не нравится. Молодицам на базаре делать нечего. Кому хочется танцевать с ними, тот будет искать их в другом месте. Молодуха долго строптивится, словно овца перед купанием, и только потом позволяет вытащить себя на площадку, хотя сердце так и колотится надеждой потанцевать. Что делать, так принято, таков обычай, иначе поступить нельзя; Мари скромно притаилась где-то в третьем ряду, и ее маленькое изящное личико было незаметно среди множества дыне-образных голов. Вызывали то одну, то другую девушку, стоявшую с нею рядом — подмигивали или манили пальцем, — а Мари никак не везло. И не мудрено, красивое лицо хоть и помогает в таком деле, как и красивый стан (впрочем, в третьем ряду его не увидишь), но существуют и более действенные рычаги, например связи между, семьями ремесленников и знакомства с парнями; где в доме есть девица, там в мастерской работают обычно и парни, для которых покружить в танце хозяйскую дочку — прямая обязанность.

Впрочем, Мари пожалела уже, что проявила такое отважное любопытство. Скорее бы осталось позади это приключение! Ей надоело так долго стоять на причале, а может, и стыдно было перед горничной. Она охотно покинула бы уже место в «витрине», но это было нелегко — ряды девушек, стоявших за ее спиной, преграждали дорогу. И как раз в тот миг, когда Золушка размышляла о путях отступления, перед ней очутился; вдруг охотник и недвусмысленно поманил рукой именно ее.

Мари Тоот даже не заметила этого, но соседка слева, коренастая старая девица, толканула ее в бок.

— Вас зовет тот господин, не видите разве? Мари встрепенулась всем телом, кровь хлынула ей в лицо, перед глазами лег туман, но потом какое-то приятное тепло разлилось по жилам. Значит, все-таки?..

Передние ряды расступились перед нею (впереди сохранялся порядок), и она, словно не отдавая себе отлета, нетвердым шагом прошла к молодому человеку, на которого только сейчас кинула несмелый взгляд.

Ей показалось, будто она знает его, когда-то видела этого охотника, который нежно взял ее за руку. (Ну и глупость! Чуть не выдал этим, что он — вовсе не мастеровой!) Но Мари ничего не заметила, она уже не видит, не слышит, не понимает ничего — ею овладел ритм музыки. Девушка качнула ножкой, ножки тут же превратились в крылья, и Мари полетела, полетела через незнакомые миры. А ведь танец еще только начинался, шел медленно, — это была пока лишь поэзия шага, изящные приятные движения, но и в них уже вспыхивали искры удальства. Партнер отпускал свою даму лишь ради того, чтоб вновь поймать ее, изысканно кланялся, сгибался перед нею, но Мари была еще неопытна в разнообразных фигурах чардаша (не могла же она научиться чардашу в Америке). Она не умела, кокетливо заигрывая, ускользнуть и спрятаться между другими танцорами, не умела, лукаво извернувшись, с легкостью бабочки выскользнуть из рук партнера в тот самый миг, когда, казалось, он уже поймал ее. Это ведь игра — погоня, и она тогда лишь хороша, когда идет с препятствиями. Но на этот раз не требовалось никакой лихости: молодой охотник мог поймать свою даму, когда хотел п как хотел, словно запыхавшуюся птичку. Рупи заиграл новый танец. Вот это надо поглядеть, ведь начинается «копогош». Эх, как он танцует! Обхватил обеими руками Мари за талию и то поднимет, то опустит свою миниатюрную партнершу, да так, будто бисквит в молоко макает. У нее уже лоб в испарине, и желтая роза, того гляди, выскочит из волос… Ах, вот и упала.

Ности внезапно нагнулся за ней и, не отпуская одной рукой талию партнерши, другой поднял розу с земли. Мари тоже сняла руку с плеча охотника и потянулась за розой.

— Подарите ее мне, — попросил охотник.

— Зачем она вам? — отозвалась Мари. (Сейчас они впервые услышали голоса друг друга.)

— Просто так. Я сохранил бы ее.

— Она уже все равно без стебля, — тихо возразила девушка.

— Как раз поэтому она вам больше не пригодится.

— А вам уж очень пригодится! — подтрунила Мари Тоот.

— Отдадите мне?

Мари пожала плечами, и тогда Фери Ности сунул розу за пазуху, сперва поцеловав ее.

Девушка вспыхнула огнем, устыдившись, что слишком далеко зашла с этим незнакомцем низкого звания. Но чувство это сразу же и исчезло: в сущности, это не она здесь, а ее горничная Клари Ковач, что же касается розы…

— Так ведь она не моя, — вслух закончила она свою мысль.

— Не ваша? — с лукавым удивлением спросил Фери. — Но упала-то она с вашей головы! Или, может, и голова не ваша?

Мари закусила губу, смутилась, что едва не выдала себя, размышляя вслух. Она потупила голову и сказала, улыбнувшись:

— Голова хоть и моя, но, кажется, будто не моя, потому что чуточку закружилась в танце.

Фери тотчас перестал танцевать и повел Мари к девушкам, стоявшим в ожидании кавалеров.

— Отдохните немножко, а еще бы лучше вам присесть где-нибудь, вот хоть за столом, если найдется место. Есть у вас там знакомые?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века