Читаем История новоевропейской философии полностью

— Ну, может Вы настолько могущественны, что заставили себя…***

Ну, это слишком изощренная логика, тут мы уже в область гаданий попадаем, где всегда можно.

— А вот существованиемодус существования, что он в себя включает; как Декарт считал, что значит существование?

Ну, это для Декарта элементарное понятие, которое он даже не пытался определить, дать дефиницию этому термину — «экзистенция». Поэтому на ваш вопрос можно только интерпретативно ответить — сравнивая его с другими философами. Не думаю, что Декарт сказал здесь что‑то специфически новое, потому, что он этим вопросом специально не интересовался. Ну. данность какая‑то.

— А вот потенциальное существование, это ведь тоже существование?

Да, может быть. Но аристотелевская терминология — различие потенции, акта для него вообще не актуальна, он не приветствует эти термины. Поэтому, чтобы его философию истолковать в аристотелевских терминах надо предпринять серьезные усилия по переводу декартовской терминологии на язык Аристотеля, тогда мы получим какие‑то любопытные результаты. Но вообще, надо сказать, что дихотомия потенции и энергии (или возможности и действительности) — она как будто метлой вычищается из новоевропейской философии; в этих терминах рассуждение никто не ведет из новоевропейских философов — вплоть до Лейбница и особенно Гегеля — вот он опять восстанавливает эти термины (ведь не случайно он так любил Аристотеля, вообще считал, что от Аристотеля и до Гегеля по большому счету ничего серьезного в философии не происходило — странный такой взгляд, но о Гегеле в свое время поговорим.).

— А вот относительно тезиса о Боге ***

Ну, вот именно потому, что бытие Бога — это результат дедукции. Убедиться в том, что Бог существует нельзя интуитивно, считает Декарт, надо дедуцировать его существование и поэтому тезис о его бытии не может претендовать на роль аксиомы — самоочевидного принципа. Но для упрощения этого рассуждения он говорит вначале, что мы можем представить Бога несуществующим. Хотя, строго говоря, мы этого не можем сделать. Мы можем представить Бога несуществующим, по Декарту, но только смутно понимая существо проблемы.

— Значит, интуиция обладает большим приоритетом перед дедуктивным доказательством?*

Да, безусловно. Всякая дедукция должна начинаться с первичных интуиций. Тезис о бытии Бога по Декарту — это теорема. Также, кстати, как и тезис о бытии мира — вот что интересно — тоже теорема. Т. е. получается, по Декарту, что и небытия мира тоже мы представить себе не можем, строго говоря. Что это тоже все для упрощения — он говорит — что мы можем себе представить: мы можем, но смутно, а речь‑то идет об отчетливом преставлении — видите, как все вдруг запутывается.

— Мы можем представить, пока этого не доказали, что сумма углов треугольника какое угодно количество градусов — на это мы не можем как на очевидный факт посмотреть. Но когда мы вывели это как теорему, это становится для нас истинным положением, которым мы пользуемся в дальнейшем.

Да, примерно так говорит Декарт, но все дело в том, что мы можем это на словах. Вот мы говорим, что сумма углов треугольника равна 210*. Вот я говорю, что представляю, что сумма такова. Но в действительности за этими словам (надо ведь отличать слова и понятия) не стоит никакого отчетливого концепта, есть только смутное интеллектуальное пятно, вот и все. Вот отчетливо представить 210* в треугольнике я не могу. Хороший пример, примерно также мы представляем себе и небытие мира и небытие Бога, по Декарту — в нашем исходном акте сомнения. Но проблема‑то в том, что если следовать строгим критериям, то тогда мы должны были бы ясно и отчетливо представлять себе невозможность противоположного и лишь тогда мы могли бы сказать, что это наверняка не аксиома — вот проблема в чем. А если мы смутно представляем себе возможность противоположного, то мы не гарантированны против возможной ошибки, которую мы здесь допускаем. Потом Лейбниц любил приводить эти примеры: вот, например, он говорит: бесконечное движение — и кажется, что мы себе представляем что это такое, какой‑то образ рисуется смутный. А если прояснить это понятие, то окажется, что оно противоречиво, т. е. ясно и отчетливо его представить нельзя. Так может быть и здесь также? Подумайте над этим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука