— Но… Как же тебе удалось вернуться? — мягко спросила Сентябрь.
— Вернуться? — повторила она и замолчала. — Да я выгрызала этот путь, Сентябрь. Если бы мне не открылся путь, я бы поломала мир, как заклинивший ящик с игрушкой. Не осталось ничего на чердаке, что я бы не перещупала и не исследовала. И каждый раз разочаровывалась, будь это тумба или шкатулка от драгоценностей или коробка с письмами. Я читала газеты, как заведенная, выбирая статьи о пропавших детях, и, если такие находились, умоляла отца отвезти меня в тот город и в то место, откуда эти дети пропадали. Разумеется, он был глух к моим просьбам. Снова женившись, он отправил меня в школу, — чтобы я не путалась у него под ногами. Но так было даже лучше, — потому что и я его меньше видела! Моя новая школа помещалась в старинном здании, с полуразрушенными стенами и запыленными углами; если бы всё происходило в книжке, лучшего способа маскировки ворот в Королевство придумать нельзя было. И вот однажды утром, спеша на урок геометрии, я поднялась по ступенькам крыльца, но вместо парадных дверей школы оказалась внутри ослепляющего золотого сияния, которое источали солнце и небывалых размеров пшеничное поле. Я была опять дома, пусть этот переход дался мне очень тяжело: у меня потекла кровь из носа, и я чуть не упала в обморок. Но путь есть путь, — каким бы незаконным и болезненным он не оказался.
— Но как? — спросила Сентябрь, одновременно изнывая и боясь разгадки.
— Часы, Сентябрь. Часы — самое главное. Они всему судья. Мне нужен был верный человек внутри Королевства. Кто-то кроме мужа или Леопарда, для кого преданность мне была бы выше любого закона, гуще крови и прозрачнее границы, — не важно кто он, хоть кот, хоть человек: кто-то вышедший из моих рук, любящий меня, для кого разлука со мной элементарно невыносима.
— Лия!
— Да, она, мой несчастный голем, именно она пробралась сюда, невзирая на то, что местная вода практически смылила, истончив, ее тело. Она сразилась с охранниками, этими двумя медведе-подобными глыбами, и расчистила себе путь в эту маленькую комнатку. Она отвела стрелки моих часов назад, и они снова пошли, — ну а я, схваченная второпях за загривок, оказалась здесь. Тогда, конечно, я об этом даже не догадывалась. И прошло много времени, прежде чем я добралась сама до этой комнаты и обнаружила здесь её скользкие следы. И в этот раз я просто остановила свои часы, чтобы больше никогда они не посмели отправить меня домой. Мой дом был здесь; и я снова чувствовала себя ребенком. Поскольку время здесь явление загадочное, мое отсутствие, длившееся всего год по привычному мне календарю, привело к тому, что все, кого я знала или кто знал меня, либо умерли либо очень постарели. Никто не помнил, как я выглядела, когда была одиннадцатилетней девочкой. Им я говорила, что убила ее. Это была моя месть, — с разрубленным троном и изорванными знаменами.
— Но зачем? Ты ведь могла снова разумно править и быть любимой! Может тогда просто вышло время, отведенное на свержение Короля Златоуста и восстановление Королевства…
— Я не игрушка, Сентябрь! — оборвала ее Маркиза, презрительно нахмурившись. Она опять расчесала волосы двумя руками, окрасив их в глубокий, как ночь, черный цвет. Потом провела двумя руками вдоль своего простого платья, не просто перешив его, но и добавив кружевных вставок и шелковых перевязок и бриллиантовых подвесок. Она надела снова шляпу и вытерла от слез глаза. — Я не позволю Королевству бросать меня, словно ему надоело играться со мной! Раз уж оно имеет право красть у меня жизнь, то почему не могу я?! Я знаю, какова жизнь, что нужно для ее течения, что делает ее настоящей, — всё это я захватила с собой из дома: налоги, таможня, кодекс и Опаловый Список. Если уж они не поленились обрушить меня в мой человеческий мир, я, в свою очередь, не поленюсь обрушить на них мой человеческий мир. Пусть знают! Я сковала цепями их крылья. Я приручила львов пресекать их попытки протеста. Я сделала Королевство
У Сентябрь шла голова кругом. Ей казалось какое-то время назад, что больше она не сможет плакать, но история Маркизы выворачивала душу наизнанку, — и слезы текли горячим ручьями, одновременно жалостливые и горькие и пугающие. Рядом тихо скулил Яго, оплакивая Мэллоу, в одном лице Маркизу Королевства Фей.
— Мне так жаль, Мэллоу…
— Не смей называть меня так, — крикнула Маркиза.
— Ну, Мод, если хочешь. Мне правда жаль.
— Ты здесь, чтобы показать мне, насколько я слаба?
— Нет.