История о двух влюблённых

«Хотела бы я тебе, Эвриал, угодить и сделать тебя, как ты просишь, предметом моей любви: ведь этого достойно твое благородство, и нравы твои заслуживают, чтобы ты не любил впустую. Умолчу о том, сколь мне милы красота и лицо, полное благожелательности. Но нет у меня права в тебя влюбиться. Я себя знаю; если начну любить, ни меры, ни предела не соблюду здесь долго оставаться не можешь, а я, однажды войдя в сию игру, без тебя уже не смогу. Ты бы не хотел меня увезти, я бы не хотела остаться. Примеры многих жен, чужестранными любовниками покинутых, убеждают меня не отвечать твоей любви. Ясон обманул Медею, с чьею помощью убил бессонного дракона и золотое руно похитил. Сделался бы Тесей снедью Минотавру, но спасся, доверившись совету Ариадны: однако ее, одинокую, бросил на острове. А несчастная Дидона, что приняла беглеца-Энея? разве не чужеземная{49}

любовь ее довела до гибели? Знаю, как опасно любить чужестранца, и не ввергнусь в столь великие испытания. У вас, мужчин, дух тверже, и свое неистовство вы легче укрощаете. Но женщина, коли примется неистовствовать, одной лишь смертью может положить этому конец. Женщины не любят, а безумствуют, и если любовь безответна, нет ничего страшнее влюбленной женщины. Впустив это пламя, мы уже ни о добром имени, ни о жизни не печемся; одно тут лекарство — присутствие возлюбленного. Мы ведь чем больше нуждаемся, тем пылче желаем и никакой опасности не страшимся, лишь бы удовлетворить свое влечение. Итак, мне, замужней, знатной, богатой, рассудилось за благо преградить дорогу любви, и особенно твоей, которая не может быть долгой. Не хочу, чтобы меня прозвали родопской Филлидой или новой Сапфо. Потому я хочу просить тебя не домогаться больше моей любви, свою же исподволь стеснить и угасить. Ведь мужчинам это куда легче, нежели женщинам. И ты — если любишь меня, как говоришь, — не должен от меня добиваться того, что будет мне пагубой. В обмен на твои дары шлю золотой крест, жемчугом украшенный, хотя и маленький, но не лишенный ценности. Будь здоров».

Не смолчал Эвриал, получивши это, но, новым письмом воспламененный, взял перо и составил послание в таком виде:

«Здравствуй, душа моя, Лукреция, своим письмом принесшая мне здравие, хоть ты и примешала к нему немного желчи: но ее, надеюсь, ты удалишь, меня выслушав. Пришло в мои руки твое письмо, закрытое и запечатанное твоею геммою. Его и прочел я много раз, и поцеловал еще больше. Но оно подействовало на меня иначе, чем, кажется, ты намеревалась. Ты просить, чтоб я прекратил тебя любить, ибо тебе не на пользу уступить любви чужеземца, и приводишь примеры обманутых женщин. Но так прекрасно и изысканно ты это пишешь, что я могу лишь дивиться твоему разуму и любить его, а не предать забвению. Кто бы прекратил любить, видя возлюбленной своей благоразумие и мудрость? Если ты думала умалить мою любовь, не следовало тебе выказывать свою ученость. Так огня не угасишь» а только раздуешь его из малой искры. Я, пока читал, еще сильнее разгорелся, видя, что с преславною твоею красою и добродетелью сочетается образованность. Это, однако, слова, которыми ты просишь, чтобы я перестал любить. Попроси горы, чтобы стали равниной, или реки, чтобы двинулись к своим истокам: столь же я способен не любить, сколь Феб — оставить свою стезю. Если могут лишиться снега скифские горы, моря — рыбы и зверя — дубравы, сможет и Эвриал забыть тебя.