История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

— Кушать надо вилкой.

Панника поглядела на вилку, даже попыталась было пустить ее в ход, но мясо никак не желало на ней держаться.

— Пусть ест ложкой, как она привыкла, — сказал папочка.

С помощью ложки Панника легче справилась и с мясом и с соусом. Она даже хлеб накрошила в него, Но, услышав смех Валики, покраснела и снова опустила головку.

Внесли лапшу. Аппетитную белую лапшу с жирным творогом. Паннике и это кушанье позволили есть ложкой.

— Но потом и тебе придется научиться кушать. Видишь, как красиво ест Валика.

Когда все встали из-за стола, папочка сказал:

— Вот что, девочка, ступай теперь домой и передай отцу, чтобы он пришел ко мне. Я хочу с ним поговорить.

Панника мигом кинулась за своим пальто, надела его и собралась уходить.

— Погоди, надо же откланяться, как положено поблагодарить за обед и перед уходом со всеми попрощаться.

Но Панника стояла, не проронив ни слова.

— Ничего, научится, — сказал папочка. — До пасхи времени много.

Папочка произнес это ласково, засмеялся даже и нисколько не рассердился, но Панника снова опустила голову и направилась к дверям.

Валику на улицу не пустили, боялись, как бы она не простудилась.

— Скажи своему отцу, чтобы пришел немедленно. Я хочу дать ему работу.

Папочка прилег, поспал часок, а когда проснулся, отец Панники, бедный, плохо одетый поденщик, стоял уже на крыльце. Папочка вышел к нему.

При появлении его высокоблагородия поденщик снял шляпу. Его высокоблагородие был рослый, дородный мужчина, поденщик же — маленький, худой человек с изможденным лицом.

— Как вас зовут?

— Янош Такаро.

— Хорошо… Ваша дочка будет обедать у нас ежедневно до самой пасхи… Поняли?

Поденщик молча кивнул головой.

— Если она будет вести себя хорошо, получит старенькие платья и башмаки моей дочки. Получит все, что нужно, пусть только ведет себя как следует. На какие средства вы живете?

— Я — безработный.

— И давно?

— С самой жатвы.

Его высокоблагородие молча смотрел на поденщика. Тот тоже молчал, держа в руке шляпу.

— На что же вы живете?

Поденщик передернул плечами и продолжал молчать.

— Сколько у вас детей?

— Шестеро.

— Шестеро?! Гм… Как же посмели вы обзавестись таким количеством детей, если не можете заработать им на хлеб? Ну, да все равно!.. Так вот что мой друг, я беру на себя заботы о вашей дочери. До самой пасхи она ежедневно будет приходить ко мне вместе с моей дочкой. И за это вам ничего платить не придется. Поняли? А чтобы вам не казалось, будто я содержу вашего ребенка задаром, вы сделаете мне что-нибудь по хозяйству. Видите, вон там дровяник. — И он указал на сарай, стоявший в глубине двора. — Идите туда, наколите немного дров, и мы в расчете.

Он повернулся и вошел в дом.

Поденщик тоже повернулся и, надев шляпу, направился через двор по расчищенной от снега дорожке к сараю. Он нашел топор и принялся колоть дрова. Колол два часа, а потом ушел, никому не сказавшись. Только перед сумерками пришла служанка Рожи и сообщила барину, что поденщик ушел.

— Не беда, — сказал его высокоблагородие, — ушел так ушел. А я хотел поднести ему стопку палинки.

На другой день девочка не явилась в школу и не пришла обедать к Валике.

Валика плакала, что нет Панники.

— Ничего, завтра придет.

Но Панника больше не пришла.

Через несколько дней о девочке забыли.

Как-то его высокоблагородие увидел поденщика перед зданием городской ратуши. Он мрачно стоял в толпе других безработных. Его высокоблагородие окликнул поденщика.

— Вы — Янош Такаро?

— Да.

— А где ваша дочь? Почему она не приходит обедать?

Поденщик молчал. И только после настойчивых расспросов хмуро и резко произнес:

— Не люблю я, когда допытываются, на что живет бедняк…

Его высокоблагородие посмотрел на поденщика с удивлением и сказал:

— Непонятно! Неужели вам не жалко, что дочка ваша голодает, без хлеба сидит. Непонятно, что вы за люди!

Поденщик не отвечал, он отвернулся и угрюмо уставился в пространство.

^{Перевод А. Кун}

Деже Костолани

Вруны

Это было знаменитое, старинное семейство с довольно необычной родословной, уходившей в таинственную глубь средневековья. Жили они в двухэтажном особняке в центре городка.

Предки их были не то армянами, не то испанцами. Но с течением времени в жилы их влилось немало другой пряной южной крови — они разбогатели и заняли видное положение, щеголяя бесчисленными титулами и гербом, изъеденным ржавчиной столетий.

Мужчины в этом роду все смахивали на леопардов, а девушки — на диких кошек. В жизни не видывал я людей таких крепких. Даже младенцы у них ничем не болели, а старики за семьдесят держались прямо и знать не знали ни палки, ни очков.

Как-то утром мы шли в школу с их меньшим мальчиком.

— Знаешь, — сказал он, глядя мне прямо в глаза, — а мы вчера были с папой на луне.

От изумления и зависти я не мог вымолвить ни слова.

— У папы маленькая такая электрическая машинка есть, — продолжал он. — Со спичечницу. Нажмешь — и через две с половиной минуты на луне.

— И вы там прямо и спите?

— Ну да, у нас там две кровати поставлено.