"История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв

В романе во главе антиправительственного заговора стоит фигура с некоторыми еврейскими чертами по кличке Волк, в которой современники угадывали сходство с известным народовольцем Желябовым. Волк живет по фиктивному паспорту на имя Льва Гурьевича Бобруйского и числится студентом Технологического института. Будучи одним из партийных вожаков, Волк считает, что партия действует по Моисееву правилу – "око за око, зуб за зуб"60. По мнению героя, партией руководит некий "таинственный Далай-Лама". Далай-Лама так же остается неизвестен ему, как сам Волк неизвестен тем пешкам, которыми он самовластно движет во имя воли загадочного "исполнительного комитета". Его до болезненности развитое самолюбие и алчность ко власти нелегко мирились с той оппозицией, которую нередко встречали его предложения у лиц, занимающих равное с ним положение в революционной иерархии, и которую объяснял он "несомненным"-де влиянием этого высшего для них, а для него неведомого и ненавистного уже поэтому авторитета62. Приводя рассуждения Волка о "неизвестном" ему руководителе63, Маркевич выдвинул знаменательную идею, впоследствии подхваченную его "соавтором" Крестовским: революционное движение в целом инспирировано евреями, поэтому они во время польского восстания 1863 г. вели социалистическую и пораженческую пропаганду среди русских солдат64. Недаром среди политэмигрантов-террористов упомянуты Вейсс, Полячек и Арончик65.

Вместе с тем Б. Маркевич все-таки не может быть признан в истории русской литературы тем писателем, благодаря которому антинигилистический роман не только стал знаменем официоза департамента полиции, но и определил главное направление удара по революционному движению, в котором еврейское национальное меньшинство было представлено абсолютно непропорционально. Этим писателем стал автор "Послесловия" к роману Б. Маркевича "Бездна".

Вс. Крестовский родился в дворянской семье в Киевской губернии. Его отец служил комиссаром при Петербургском военном госпитале. Первоначально мальчик воспитывался в семье матери Марии Осиповны (урожденная – Товбич). В 1850 г. он поступил в 1-ю Санкт-Петербургскую гимназию. Известный педагог В.И. Водовозов обратил внимание на литературный талант гимназиста и помог ему в публикации стихов и переводов (особенно удачными были переводы из Горация и Гейне). Это решило на какой-то период судьбу Крестовского, и он, без какого-либо усердия, два года проучился на филологическом факультете Петербургского университета. Товарищем его по студенческой скамье стал добившийся вскоре известности критик Д.И. Писарев. Бросив учебу, Крестовский целиком занялся литературной деятельностью и в 1864-1867 гг. опубликовал в "Современнике" свой первый "физиологический" роман "Петербургские трущобы" с подзаголовком "Книга о сытых и голодных". "Петербургские трущобы" сразу же привлекли внимание скандальностью описаний быта "отбросов общества" и яркостью характеров представителей разных национальностей.

Естественно, что среди них были и евреи: "Близ Обухова моста и местах у церкви Вознесенья, особенно на Канаве и в Подьяческих, лепится население еврейское – тут вы на каждом шагу встречаете пронырливо-озабоченные физиономии и длиннополые пальто с камлотовыми шинелями детей Израиля"66. Одна из героинь, Амалия Потаповна фон Шильце, как подозревали одни – "житомирская еврейка", имела "карие, жирные глаза в толстых веках с еврейским прорезом" и говорила, мешая "между собой фразы и слова французские, немецкие и русские с еврейским акцентом"67. У "царя наших финансов", банкира и барона Давида Георгиевича, собирался салон, изображенный столь же гротескно, как и сам хозяин. Для сыщика "из жидков" автор "подобрал" акцент: "Есць, васе благородие!…"68. Не без благодушия Крестовский описал и поиски темной толпы, разыскивающей врачей-евреев, подозреваемых в распространении холеры.

Интересно, что при переиздании "Петербургских трущоб" в 1935 г. советские редакторы исключили XVIII-XXII главы якобы из-за антисемитизма. На самом деле их, скорее, не устраивал отталкивающий натурализм сцен изуверского обращения с ребенком, которого затем заживо сварили христиане (малоправдоподобно, хотя Крестовский неоднократно подчеркивал, что каждый факт в своем романе он готов подтвердить документами).

Встречаются в романе и масоны (князь Яков Чечевинский), однако к евреям они не имеют никакого отношения.

Будучи несвободен от подражания "Парижским тайнам" французского писателя Эжена Сю, роман Крестовского, в свою очередь, также стал "образцом" для подражания – в 1868 г. появились "Киевские трущобы", автор которых пожелал остаться неизвестным.