История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв

В воскресном номере за 23 марта 1880 г. на первой странице суворинской газеты "Новое время" было помещено "письмо в редакцию" под названием "Жид идет!" (возможно, инспирированное самим редактором). Автор письма, ссылаясь на еврейское засилие в железнодорожном деле, финансах и банках, промышленности, адвокатуре и в других областях трудовой деятельности и приводя "статистические данные" с таблицами, утверждал, что евреи стремятся к образованию только для того, чтобы захватить если не высшие, то хотя бы средние ступени общественной лестницы. "Письмо" вызвало широкий резонанс в русской и еврейской прессе. В периодике стали появляться отклики: "Еще по поводу жидовского нашествия"78, "Как мы, русские, притесняем евреев"79, "Плач евреев на берегах Днепра"80, "Сумбур идет"81 и т.д. Но, пожалуй, декларативный характер этому инспирированному редакцией "Новое время" письму придал Вс. Крестовский, сделав название заметки девизом своей трилогии.

Сюжет, избранный Крестовским, был неординарен: молодая еврейская девушка, влюбившись в "гоя", не только покидает отчий кров ("Тьма египетская"), но и становится христианкой ("Тамара Бендавид"), а затем, убедившись, что в русском обществе ей как еврейке, несмотря на православное вероисповедание, все равно нет места, она становится сельской учительницей и в отчаянии по "зову крови…" вынуждена обратиться к своему дедушке ("Торжество Ваала"). И хотя последняя часть трилогии осталась незаконченной, Крестовский сумел высказать все, что составляло основу главного предупреждения писателя – "Жид идет!".

Новаторство Крестовского выразилось не только в смелости писателя, избравшего главным героем личность незаурядную, да к тому же еврейского происхождения, но и в том, что "исконный враг" был дан изнутри ("Тьма египетская"). Эта задача потребовала от Крестовского введения в повествовательную ткань такого непривычного для русского читателя материала, как многочисленные идишизмы и библеизмы, подробные описания еврейского быта и еврейской ментальности, всевозможные пояснения и примечания. Более того, его главной "заслугой" и главным "открытием" стал комментарий, в котором впервые в русской беллетристике были использованы в таком непривычно широком объеме собственно еврейская литература и еврейские источники: книги Танаха и поучения мудрецов, ссылки на средневековых комментаторов и интерполяции обычаев в современности, наконец, "научные" писания Брафмана и экзотические зарисовки Богрова.

Вместе с тем судьба героини и сюжетные перипетии позволили Крестовскому предложить читателю "исторические экскурсы": представить Берлинский конгресс 1878 г. как "вора" плодов победы русского оружия, "определить" причины войны России за "братьев славян" и "вскрыть" движущие пружины "еврейского заговора" в революционном движении ("Тамара Бендавид"). В третьей же части трилогии ("Торжество Ваала") писатель решил "объяснить" экономические последствия "еврейского засилия" на селе: грабеж крестьянства со стороны земских либералов-"жидочков" ("тушинский вор" Агрономский, земский врач Гольдштейн, провизор Гюнцбург, инспектор Миквиц, дорожный мастер Лифшиц и др.). Естественно, что "судьбоносной" целью еврейства, по Крестовскому, является их "мстительное желание" развалить Россию изнутри. Вот почему во всех политических процессах "красною нитью проходит прикосновенность ко всякого рода политическим преступлениям еврейского элемента"82. "Гог" (евреи) Крестовского виноват не только в экономических бедствиях государства, но и в прямом уничтожении россиян посредством распространения эпидемий и "залечивания" (у "дела врачей" 1952 г. долгая предыстория). В обвинительном акте писателя (достаточно "вольно 125 мыслящего" и не клерикально настроенного) присутствует, тем не менее, вполне традиционная деталь: иноверцы и инородцы замахиваются на "святая святых" имперской триады – на православие! Былой мифологический антисемитизм (борьба христианства с иудаизмом) приобрел не только новые обоснования, но и предстал альфой и омегой в борьбе бедного Магога против всесильного и всезнающего Гога. И хотя публицистика Крестовского находится в прямом родстве с "Дневником писателя" Ф.М. Достоевского (кстати говоря, Достоевский все-таки нашел в себе мужество вопреки собственному антисемитизму призвать русских и евреев к сотрудничеству – "Но да здравствует братство!"), автор трилогии безапелляционно считал, что по причине еврейской экспансии ни компромисса, ни мира между иудеями и христианами быть не может. Сделав еврейскую ненависть к христианам и еврейскую жажду мести основой своей концепции, Крестовский задолго до "Протоколов Сионских мудрецов" создал "черно-белый" вариант исторического бытия.