– Точно! Как мы будем репетиции проводить? – выразил негодование третий.
После того, как общее недовольство достигло апогея, лейтенант поднял руку и все, как по команде замолчали.
– Да друзья, мне это тоже не нравится и да, я согласен эта новость довольно плохая. Но всё же есть и хорошая – каждый день от нашего подразделения будет выделяться только один человек, а учитывая, что нас двенадцать – за месяц каждый из вас поработает на стрельбище только по два, максимум три раза, так что не думаю, что это будет сильно бить по нашей повседневной жизни.
Какого-то серьёзного эффекта слова начальника не произвели на подчинённых. Сам факт предстоящей работы казался бойцам преступным.
– Владимир Саныч! – начал самый старший, авторитетный и слегка шепелявый из-за отсутствия нескольких зубов, представитель оркестра старший прапорщик Андрей Андреевич Юрасов. – А разве в штабе не знают, что существует приказ, запрещающий использовать военнослужащих оркестра на хозяйственных работах, не связанных напрямую с их подразделением?
Эти слова видавший виды прапорщик повторял постоянно, когда уровень несправедливого отношения к оркестру достигал вселенского масштаба, как это собственно получилось и сейчас, когда подразделению предстояло работать на стрельбище.
– Андрей Андреич, все всё прекрасно понимают! – ответил лейтенант Пузеев. – Я постоянно машу у начальства перед носом этим приказом, на что меня учтиво посылают с ним в туалет для его дальнейшего использования вместо туалетной бумаги. И вообще друзья, – Пузеев повысил тон, – прекращайте свои возмущения. Вы все в первую очередь военнослужащие, а только потом музыканты. Если вдруг кого-то не устраивают условия службы – никто никого не держит, пишите рапорт на увольнение и вперёд, на гражданку!
Бойцы притихли, градус возмущения немного снизился.
– С какого дня мы начинаем там работать? – поинтересовался молодой трубач Федя Сорокин.
– С сегодняшнего, – уже более мягким голосом ответил ему лейтенант.