— Нет. Минус все мышки, — торжественно заявила я, ужасно довольная своим предложением. — Я сейчас выйду в наше междверье и останусь там подкарауливать гостей. Понимаете? Я возьму пару пустых банок для сигнализации, варенья для души, одеяло у вас отберу и устрою себе там отдельное жилище. А вы тем временем закроете свою, внутреннюю дверь. Что происходит дальше? Как только кто-то откроет среднюю дверь, я его перехвачу. Объясню ситуацию, вручу ему письменный отчет о нашей беде и попрошу остаться в предбаннике между внешней и средней дверями. Сама плотно прикрою среднюю дверь и подойду к внутренней. Попаду сюда к вам. Закрою вашу дверь и открою тем самым самую первую, внешнюю. И наш гость кинется бежать за помощью. А уж те, кому он все расскажет и записку передаст, разберутся, как нас отсюда вытаскивать. У них и Кир под рукой, и, если что, взрывчатка для дверей найдется. Как идея?
— Класс! — восхитилась Алла. — Только нельзя так поступать. Вдруг никто никогда не придет. Вы что, всю жизнь там жить будете? Тут хоть пищи много и тепло от труб идет. Плюс коллектив все-таки. Вы там к тому же задохнуться можете.
— И потом, а вдруг Кир придет Ксению вызволять? Сразу на вас наткнется. Вдруг он вам что-нибудь плохое сделает?
— Ничего, справлюсь. Киру скажу, что Ксения тут у вас, он вмиг расскажет, как замки отключить. А не расскажет, пусть пеняет на себя. Нас все-таки трое.
— А с чего вы взяли, что он будет один? Нет. Я так не могу. Вы ж не робот, а живой человек. Негоже вас на улицу выставлять, — сокрушалась Алла.
— Живого человека негоже здесь держать, — парировала Лариса. — Как детектив скажет, так и будет. Ей видней. Мы слушаться должны. Только, если мое мнение кого-то тут интересует, знайте: я тоже не хочу, чтоб вы туда шли. Страшно мне за вас. Нельзя такие необдуманные шаги предпринимать, нельзя.
Прямо целый спектакль устроили. С оплакиванием, с проводами.
— Прекратите! Ничего страшного со мной не случится! И вообще, я есть хочу. У вас тут спасителей человечества кормят?
— Кормят, — засуетилась Алла. — У нас всех кормят. Только очень специфической пищей.
Ужинали тушенной в рассоле залежалой картошкой с соленьями. Зато запивали мы ее безумно вкусным смородиновым компотом. И целую банку розового варенья слопали. В целях нанесения наибольшего ущерба имуществу тюремщиков. Все эти вкусности напомнили мне о моей маме, и я вдруг поняла, что нам всем просто необходимо, чтобы к Хомутову срочно вернулась жена. Если бы у моей мамы в подвале появились посторонние, думаю, она бы сразу это заметила. Если бы ее любимое варенье кто-то нещадно истреблял — не как деликатес, а как обычную пищу, — она бы подвал по кирпичикам разобрала, но продукт от поругания спасла. Не от жадности. Из любви к прекрасному. Прекрасное варенье должны потреблять прекрасные люди в прекрасной обстановке и прекрасными маленькими порциями. Я поделилась своими мыслями с сокамерницами, и все мы стали крепко держать кулаки за то, чтобы гражданка Хомутова немедленно вернулась к супругу. Как настоящая хозяйка, она тут же полезет проверять свое продуктохранилище.
С моим переездом решили повременить еще сутки — вдруг Кир прибежит, или Хомутова придет варенье спасать, или кто-то из сыщиков догадается в гости заглянуть. А если нет, то завтра я отправлюсь в добровольную ссылку. Вообще-то мне категорически не хотелось идти в холодную камеру-одиночку. Но нужно же было хоть как-то увеличивать шансы на успех. Я очень надеялась, что не одни мы такие ненормальные. Кто-то еще просто обязан был забрести в это место. Может, студентов, воспевающих шару, тоже заинтересует надпись о подвале квартиры номер один. Может, какой-то случайный сантехник набредет на дверь с незадвинутой щеколдой и заинтересуется. В конце концов, раз мы нашли, значит, и кто-то еще найдет. И этот нашедший должен стать спасителем, а не, подобно мне, очередной жертвой. Ради этого я готова была отправиться на свой необитаемый остров.
— Приступаем к музыкальным упражнениям! — скомандовала я.
И мы все переместились в темную часть помещения. Тут же выяснилось, что в этом подвале совершенно нечем стучать по трубам. Прямо абсолютно не оборудованный для необходимых занятий подвал! Доски не звучали совершенно. Гулко грюкали, передавая трубе очень слабую вибрацию. Банки стучали звонко, весело, легко. Но как-то уж слишком локально. Сама труба оставалась почти полностью спокойной. Звук наверняка не пересекал злополучной черты перекрытия.
— Мы же говорили, — вздыхала Алла.
— Есть! — громко закричала я, мысленно посылая благодарности всем сапожникам мира. — У нас есть чудесный инструмент! Понимаете, мои сапоги снимаются настолько тяжело, что я даже в гостях остаюсь обутая…
Актрисы испуганно переглянулись, не понимая.
— Я не сняла сапог, придя к Хомутову! Не влезла в его мягкие войлочный тапочки, которые не то что стучать по трубам, они даже топать по-человечески не умеют. Поэтому и шару смотреть я пошла в сапогах, и к вам сюда в них попала. Ведь это ж какое везение!