История одной семьи

— Когда море испускает дьявольский крик, земля переворачивается, — заметила бабушка Антониетта, когда я с независимым видом открыла входную дверь.

Я посмотрела на них обеих, на мать и дочь. Одна собиралась натереть к обеду сыр пекорино на граттароле

^[2], как делала каждый день, другая отрезала большой ломоть хлеба. Я только пожала плечами в ответ и вышла, наплевав на все советы. Мне хотелось увидеть бушующее море вблизи и проверить, сможет ли оно напугать меня. Я бегом преодолела Муралью^[3], вымощенную белыми камнями, приветливо помахала рукой соседкам, которые замерли у дверей своих домов, напряженно всматриваясь в небеса, словно древние гаруспики^[4]

. Порывы ветра в волосах и на лице стегали бичом, но я не собиралась возвращаться домой. В два прыжка я преодолела мощеные ступени, ведущие от Муральи к набережной, и стремительно бросилась к театру «Маргарита», чтобы поскорее миновать пристань и череду волнорезов. Я хотела увидеть море во всей красе.

Когда я добралась до набережной недалеко от башни Торре Кветта, внутренний голос, шепчущий, что лучше вернуться домой, вдруг зазвучал громче. Я вновь увидела лицо матери, которая отговаривает меня выходить на улицу. В ее глазах светилась мягкая укоризна, голова покачивалась слева направо, а потом прозвучал обычный упрек: «Бешеная, хуже отца». И я снова увидела бабушку: пусть она и пыталась урезонить меня суровыми словами, но на самом деле была такой же податливой, как и ее дочь. Мягкой даже с виду: невысокая женщина с большой, похожей на пудинг грудью, свисающей до живота.

Я тряхнула головой, не желая, чтобы лица мамы и бабушки помешали мне осуществить задуманное. Надежно придерживая платье, которое доставало мне до икр и казалось неким подобием спасательного круга, я подошла к скалам. Там пенились гигантские волны, обрушивались на камни, на берег, а потом истаивали жидкими клочьями. Горизонт исчез и слился с морем, похожим на огромное чернильное пятно. Завороженная этим величественным зрелищем, я даже не заметила, каким грозным стало небо: оно так потемнело, что казалось — наступила ночь, хотя стоял полдень. Когда начался дождь, уже поздно было бежать под крышу. Очень быстро очертания домов старого Бари размылись, окутанные темным небом. Сильный ветер морщил поверхность моря, срывал с нее туманную морось, сотканную из бахромы белых капелек.

«Что же мне делать?» — спрашивала я себя снова и снова, оглядываясь по сторонам.

Позади высились развалины Торре Кветты, заброшенной башни, которую солдаты во время войны использовали для обнаружения угрозы с моря. Сероватые стены, чахлая редкая растительность вокруг; створки входной двери примотаны друг к другу ржавой проволокой. Капли уже били меня по голове, словно кусочки свинца.

Выбора нет. Внутри я буду в безопасности.

Я рванула дверь на себя, и она в ответ зловеще заскрипела, протестуя против такого обращения. Внутри башни обнаружилось круглое помещение с двумя распахнутыми настежь окнами, из которых отлично просматривалось все побережье. На полу лежал старый матрас, чуть подальше виднелся щербатый алюминиевый тазик с синей каймой по краю. Тогда мне было всего девять, и я понятия не имела, что в Торре Кветте проститутки развлекали клиентов. Поэтому я просто села, надеясь, что владелец матраса не вернется домой прямо сейчас. Я обхватила себя за плечи, дрожа от холода, поскольку вымокла до нитки. Посмотрела на свои ноги в деревянных сабо: черные от грязи пальцы, кожа блестит от дождя и потому кажется еще более смуглой, чем обычно. Сердце колотилось в груди, мне было очень страшно, но я бы ни за что не призналась в этом.

Не знаю, в котором часу я пришла домой. Небо снова прояснилось, ветер утих. С моря несло вонью гниющих водорослей, но стоило выйти к Муралье, как сразу повеяло ароматом соуса с базиликом и жареным мясом. Далеко на горизонте все еще можно было увидеть остатки потрепанных облаков, похожих на комки пуха. Удовольствие от собственной храбрости и успешно завершившегося приключения у Торре Кветты вскоре сменилось страхом. Что скажет отец о моем необдуманном поступке? Долго ли будет кричать на этот раз? Я словно увидела перед собой его светлые глаза, горящие гневом, и крепко сжатые челюсти, и эта картина напугала меня куда сильнее, чем только что пронесшаяся буря. Ноги вдруг отяжелели, ступни стало трудно оторвать от земли. Даже голова казалась слишком массивной для моего хрупкого девчачьего тела; болталась, как яйцо, балансирующее на щепке.

Из окна со мной поздоровалась тетушка Анджелина, вытряхивавшая скатерть.

— Мари^[5], что с тобой? Мари, ты упала в море? — взволнованно спросила она.

Я кивнула ей, но не захотела отвечать. Чуть дальше стояли в дверях мама с бабушкой, ждали меня. Первая была расстроенной и бледной, как полотно, брошенное в стирку. Вторая, пухленькая и согбенная, не знала, что сказать, каждую секунду ощущая в сердце занозу, которая засела там с первого моего дня на этом свете. Бабушка и подумать не могла, что у нее вырастет такая бесшабашная и во всем неправильная внучка.