Читаем История одной семьи полностью

Дальнейшего пути я не помню, но, наконец-то, мы добрались до Челябинска. Там в Детской комнате мест не оказалось, но покормили нас очень вкусно и сладко – вермишелью со сгущёнкой. И то, и другое мы пробовали впервые. Это блюдо стало надолго нашим самым любимым. Когда вдруг летом 1946 г. мы остались в Москве одни с папой (мама где-то работала в Подмосковье) и он нас спрашивал, что нам приготовить, мы неизменно отвечали: вермишель со сгущёнкой. Мама потом очень сердилась, что на вермишели и сгущёнке мы «проели» целое состояние.

В Челябинске же я впервые попробовала мороженое. Несмотря на мой бронхит, мама всё же не смогла меня обделить этим лакомством.

И, наконец, в Челябинске мы сели в настоящий плацкартный вагон, а поезд шёл прямиком на Москву. У нас были и нижние, и верхние полки, и мы поехали нормально.

В вагоне было очень много разного люда. Напротив нас ехала какая-то очень неприятная девчонка, чуть старше меня. Мы почему-то поняли, что она из «богатеньких». Она целыми днями пила чай из чайника, при этом засовывала нож в банку с мёдом, а потом долго облизывала его.

Ехала очень даже молодая симпатичная пара – муж и жена, узнав, что я читаю и что очень люблю читать, на одной из станций они купили и подарили мне книжку-раскладушку, но не картонную, а бумажную. Не помню, что это была за книжка, но противная девчонка-соседка отняла её у меня, а я почему-то не посмела пожаловаться ни маме, ни добрым людям, сделавшим мне этот подарок.

* * *

И вот, наконец-то, 8 ноября 1945 г. (были мы в пути половину сентября, весь октябрь и неделю ноября) мы подъезжаем к Москве. Поздний вечер или ночь. Женька и Вовка спят, а мы с Генкой не отрываем глаз от окошка. Мне так уютно рядом со старшим братом, и я ощущаю, что вот мы с ним – старшие. Вдруг я увидела какие-то символы в воздухе, совершенно мне непонятные. «Что это?» – спросила я у Генки. «Римские цифры», – ответил он мне, и я с обидой отодвинулась от него: вот… а я-то думала… а он опять дразнится…

Поезд останавливается, мы глядим в окошко и видим отца, который близоруко всматривается в каждое окошко, а с ним рядом какая-то высокая, нарядная, красивая дама. Оказалось, что это моя сестра, Александра. Она на 16 лет старше меня.

Встреча, объятия, поцелуи, радость, растерянность – всё переплелось. И, хотя вещей у нас было очень даже немало, мы поехали домой на трамвае: родители не рискнули оплатить предлагаемый нам грузовик.

Остановились мы у сестры в комнате, в коммунальной квартире на Садово-Сухаревской, дом 7, квартира 7.

Комната довольно большая, метров 30, но и нас немало. Раньше у отца до отъезда в Сибирь в этой квартире были две комнаты: эта и ещё рядом, метров в 15. Из-за этого-то жилья папина первая жена не захотела ехать с ним в Сибирь: осталась сохранять жилплощадь. Она умерла ещё до войны, Саша рано вышла замуж за офицера, политработника. Во время войны их «потеснили», одну комнату отняли и в той, что осталась, они жили втроём: Саша (или Шурка, как её звал отец), её муж Алексей Степанович и их сын – мой племянник, 3-летний Аркадий. А нас вместе с няней Стюрой было семеро. Вот такая компания. Это была моя первая «коммуналка». Но прожили мы там недолго: месяц-другой, и я её почти не помню.

По-видимому, отношения у моих родителей с семьёй сестры не сложились, да и я, едва оправившись после бронхита, заболела очень серьёзно малокровием. У меня по всему телу вскакивали белые пузыри, на ладонях – так чуть не с мячик для пинг-понга. Врачи советовали свежий воздух, но пока и жить-то нам было негде.

* * *

Первая прописка наша в Москве была по Каляевской улице, в доме, где шёл серьёзный ремонт. Там отцу пообещали квартиру и, как я уже сказала, даже прописали нас. Но отец никогда не мог «воевать» за свои права и блага, и эту квартиру у него «увели» прямо из-под носа. Следующая прописка была тоже в ремонтируемом доме на Зубовской площади. Но и здесь ничего не получилось.

Мы уехали в Подмосковье, куда-то под Пахру. Там мы снимали жильё, а мама даже устроилась работать ветеринаром в колхоз. Мы прожили там зиму. Там я тоже пыталась учиться и была поражена, что в одном классе сидит вся начальная школа – с 1-го по 4-й классы, и учительница одновременно со всеми этими классами занимается. Но по болезни училась я там очень немножко.

Ещё что удивило меня. Люди в деревне жили в полуголоде. И, когда наступила весна, нас, ребят, стали посылать на колхозные поля выкапывать оставленную под зиму картошку. Естественно, картошка была мороженой, чёрной. Мы накапывали, кто сколько мог, а дома нам из неё пекли так нами называемые «прянички». Поскольку мы были практически всегда голодны, нам они казались вкусными. Вот такого отношения к урожаю в Сибири не было. Там всё убиралось вовремя, и даже маленькие дети участвовали в уборке урожая.

Отец жил в Москве и приезжал к нам только в воскресенье. Каждый его приезд был для нас праздником. Наконец, он сообщил, что получил-таки жильё в Москве – комнатку в коммуналке на Таганке.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное