Читаем История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers) полностью

Процесс Бернара Сессе, епископа Памье (июль-октябрь 1301 г.) отчасти приподнимает занавес над последующими событиями.[508] Хотя дело никоим образом не коснулось тамплиеров, следует сказать, что в нем впервые слышится исступленная злоба заключительных реплик Гийома Ногape в речи, предназначенной для прочтения в Курии. Чтобы сформулированные против епископа канцлером Пьером Флоттом обвинения в предательстве и оскорблении Величества сделать более весомыми, Ногаре обвиняет Бернара Сессе в ереси, симонии, хуле на Святого Отца и неуточняемых

гнусностях. Так непосредственно входим мы в этот мир «заблуждений, омерзении и ереси», где Ногаре был одним из первых, кто воспользовался ими в политических целях.

Сессе был спасен твердостью своего предстоятеля, Жиля Эйслена, архиепископа Нарбоннского, за карьерой которого можно проследить, начиная от дела Памье до тамплиеров, которых он, возможно, знал и которых предоставил их участи. Зажатый между Бонифацием и Филиппом, он постарался служить обоим хозяевам, прежде чем окончательно перейти на службу к более сильному — королю.

Весной 1302 г. состоялась попытка посредничества между Филиппом и Святым престолом со стороны герцогов Бургундского и Бретонского (к ним присоединился Гуго де Перо, генеральный смотритель ордена Храма), которых Бонифаций созвал в Курии в конце февраля 1302 г. Но этот призыв к компромиссу не возымел действия. Возобновилась война во Фландрии. В июле канцлер Пьер Флотт, вместе со всем цветом французской знати, нашел смерть в битве при Куртре, и Гийом Ногаре стал советником, к которому более всего прислушивался король.

Наставленный, вне сомнения, своими друзьями, кардиналами Колонна, отстраненными и изгнанными Папой, Гийом полагал, что единственное средство одолеть Бонифация — это собрать церковный Собор, но созвать подобный Собор мог только сам Великий понтифик. Тогда он выработал план — не маловероятный захват, который ему обычно приписывают, но обоснованную ловушку, которую мог придумать только юрист. «Папа, — писали канонисты, — может быть судим Собором, если он обвиняется в ереси». «Тот, кто публично обвинен в ереси, будет считаться виновным, если он не оправдается перед компетентным авторитетом», — говорил Бонифаций VIII в Декреталиях.[509] План, придуманный Ногаре, изощренный и нелепый одновременно, заключался в том, чтобы отправиться в Курию и публично обвинить Бонифация в ереси, потребовав, чтобы он оправдывался перед Собором. По здравом размышлении подобный план рассыпался бы в прах, но юридически был приемлем, а у Бонифация было много врагов…

В Лувре 12 марта 1303 г. Ногаре выступил обвинителем, обращаясь с ходатайством, адресованным королю от своего имени; он клеймил Бонифация как Папу «беззаконного, еретического, симонистского, закореневшего в своих преступлениях: его уста полны проклятий, его когти и клыки готовы проливать кровь; он терзает церкви, которые должен питать, и крадет имущество бедняков <…>» он разжигает войну, он ненавидит мир, он — гнусность, предсказанная пророком Даниилом <…>, - и Ногаре предлагает себя, чтобы выступить с подобным обвинением на церковном Соборе.[510]

Легист отправился в Италию в конце марта, поручив своему коллеге Гийомуде Плезиану представлять 14 июня обвинение на новом собрании клириков в Лувре. Плезиан повторил обвинение Бонифация в ереси, добавив, что он — содомит и одержим особенным демоном. На этот раз на собрании присутствовали генеральный смотритель ордена Храма Гуго де Перо и приор ордена св. Иоанна Иерусалимского; оба присоединились к ответу прелатов, которые, «принуждаемые своего рода необходимостью», высказались за созыв Собора, «дабы на нем выяснилась невиновность сеньора Бонифация, и чтобы обвинения, выдвинутые против него, были обсуждены, следуя каноническому праву». Это означало поддержать политику Филиппа, не одобряя ее.[511] Интересно, однако, констатировать, что смотритель ордена Храма получил, как и другие священники, давшие 14 июня свое согласие — включая и приора ордена св. Иоанна, — охранное письмо от имени короля, предохраняющее и его, и его орден от любого наказания, которое Папа мог бы наложить на него за поведение в данном случае. И французская казна до конца месяца вновь возвратилась в башню Тампля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный детектив

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука