История Османской империи. Видение Османа

Возможно, в то время в намерения Мехмеда Али вовсе не входило провозглашение независимости от султана — честолюбие, несомненно, подталкивало Мехмеда Али проверить, каковы пределы его вассальной зависимости, но, по всей вероятности, у него и в мыслях не было выходить за пределы принятых в империи норм; в конце концов, он ведь и сам был турком. У Ибрагим-паши была иная точка зрения. Даже когда Мехмед Али написал Махмуду письмо, в котором просил прощения (и в то же самое время требовал, чтобы ему позволили оставить за собой обширные территории, которые он к этому времени захватил), Ибрагим настаивал на том, чтобы его отец чеканил монеты со своим именем и чтобы его имя упоминалось в пятничных молитвах. И снова казалось, что величайшая угроза империи исходит из ее же пределов: к январю 1833 года Ибрагим подошел к Кютахье, расположенной в непосредственной близости от Бурсы. Снабжение Стамбула было частично перерезано наступавшей египетской армией, и городу угрожал голод. Не добившись никаких конкретных обещаний о помощи ни от Британии, ни от Франции, султан Махмуд был вынужден обратиться за помощью к царю Николаю, и в феврале 1833 года русские создали плацдарм в районе Босфора, к северу от Стамбула. Подобная просьба оказать содействие в борьбе с одним из губернаторов Османской империи, адресованная ее же давнему врагу, который мог использовать предложенное вмешательство только в своих собственных интересах, было беспрецедентным случаем и говорило о крайней слабости империи.

Мехмед Али извлек пользу из этой рискованной авантюры. Неоднократные попытки его успокоить закончились тем, что к апрелю 1833 года он числился губернатором Египта, Алеппо, Дамаска, Триполи (в Сирии), Акры, Крита, Бейрута, Сафеда, Иерусалима и Наблуса; Ибрагим-паше надлежало править Джиддой, Хабешем и Меккой, а в начале мая он был назначен сборщиком доходов провинции Адана, в лесах которой он надеялся добыть древесину для постройки собственного флота. В июле был подписан так называемый пакт о взаимной обороне между Россией и Османской империей, Ункар-Искелийский договор, получивший такое название в честь базы, находившейся в северной части Босфора, где летом 1833 года стояла русская эскадра. Дьявольским коварством стала часть секретной статьи этого договора, по которой турки, в сущности, соглашались закрывать Дарданеллы для военных кораблей третьих стран в том случае, если об этом их попросит Россия.

Уступки, на которые пришлось пойти ради мира, вызывали у Махмуда негодование. Несмотря на все свои достижения, Мехмед Али тоже считал, что с ним скверно обошлись: назначения Ибрагима каждый год подлежали пересмотру, от Египта по-прежнему ожидали ежегодных переводов средств в центральную государственную казну, а владение сирийскими территориями оказалось менее выгодным делом, чем он это себе представлял, поскольку местное население оказывало сопротивление администрации Ибрагима. Колебания цен на хлопок ослабили экономику Египта, а его население сопротивлялось призыву в армию, тем самым проявляя свое едва сдерживаемое недовольство формой и темпами проведения реформ Мехмеда Али.

Неудовлетворенность достигнутым и неудачи последующих лет только усилили честолюбивые притязания Мехмеда Али. В мае 1838 года, встревожив как султана (который оказался перед угрозой лишиться даже формального контроля над Святой землей), так и западные державы, он со всей ясностью дал понять, что желает получить независимость. В 1839 году османской армии снова было поручено разобраться с Ибрагим-пашой, и снова, несмотря на реформы Махмуда, она была разбита. 24 июня Ибрагим выиграл решающую битву при Низипе, к юго-востоку от Газиантепа. Не прошло и недели, как умер Махмуд, а новым султаном стал его сын Абдул-Меджид. Главный адмирал воспользовался этим моментом, чтобы перейти на сторону Мехмеда Али, и вместе с имперским флотом отплыл в Александрию. Правительство нового султана готовилось пойти на очередные уступки.