История папства

Одно было ясно. В самом Риме после того, как Пьерлеони в течение ряда лет умасливали население, Анаклет пользовался ошеломляющей популярностью. К 15 февраля 1130 года он и его партия взяли под контроль Латеранский дворец, а 16-го они захватили собор Святого Петра. Здесь, неделей позже, Анаклет прошел церемонию инаугурации, в то время как Иннокентий удовольствовался более скромной церемонией в церкви Санта-Марияновелла. С каждым днем Анаклет укреплял свое положение, а его агенты все более щедро раздавали деньги, пока наконец золото папы — добытое, если верить врагам последнего, путем тотального ограбления главных храмов Рима, — не перенесли в крепость Франджипани. У покинутого последними сторонниками Иннокентия не оставалось иного выбора кроме бегства. Уже в начале апреля мы видим его письма, составленные в Трастевере. Месяц спустя он тайно зафрахтовал две галеры, на которых в сопровождении всех верных ему кардиналов, за исключением одного, спустился вниз по Тибру.

Это бегство стало его спасением. Анаклет сумел завладеть Римом с помощью подкупа, однако в других местах Италии чувства населения были, безусловно, на стороне Иннокентия. Его восторженно приветствовали в Пизе, то же произошло и в Генуе. Там он сел на корабль для путешествия во Францию, и к тому времени, когда Иннокентий приплыл в маленькую бухту Сен-Жиль в Провансе, к нему почти вернулась прежняя уверенность. Для этого были основания. Когда ему повстречалась ожидавшая его в Сен-Жиле депутация из Клюни, с шестьюдесятью лошадьми и мулами в обозе, готовая сопровождать Иннокентия в двухсотмильном путешествии к этому монастырю, он наверняка почувствовал, что, по крайней мере, насколько это касалось Франции, свою битву, можно считать, выиграл. Если наиболее влиятельное из французских аббатств было готово оказать поддержку ему — одному из своих чад, то он мог не особенно опасаться других. И когда городской собор в Этампе собрался в конце лета, чтобы вынести окончательное решение, официально высказался в его пользу, то тем самым лишь подтвердил свершившийся факт.

Таким образом, с Францией было все в порядке; а что же империя? Ведь от ее позиции зависел конечный успех. Однако германский король Лотарь Саксонский отнюдь не определился с решением. Он вел упорную борьбу за власть с Конрадом Гогенштауфеном, и ему приходилось взвешивать каждое решение. Кроме того, Лотарь не был коронован в Риме. Вражда с папой, в руках которого находился Вечный город, могла повлечь за собой опасные последствия. Однако Иннокентий не беспокоился понапрасну — его сторону принял самый могущественный из всех возможных защитников и наиболее выдающихся религиозных мыслителей XII столетия — святой Бернар Клервоский.

Для беспристрастного наблюдателя XXI века, свободного от воздействия удивительного личного магнетизма, благодаря которому Бернар подчинял себе всякого, с кем общался, он не выглядит привлекательной личностью. Он был высок ростом и худ, его черты несли на себе печать постоянных страданий, порожденных лишениями и тяготами, которым он подвергал себя всю жизнь; горевший в его сердце религиозный пыл не оставлял места терпимости или умеренности. Его участие в общественной жизни началось в 1115 году, когда аббат Сито англичанин Стивен Гардинг отпустил этого двадцатипятилетнего харизматичного монаха, поручив ему основать дочерний монастырь в Клерво (Шампань). С этого момента слава Бернара стала расти — причем сам он почти не прилагал к этому усилий. Последние двадцать пять лет своей жизни он не предавался покою, но проповедовал, убеждал, доказывал, участвовал в диспутах, писал бесчисленные послания, неизбежно втягиваясь в любой спор, который, по его мнению, имел отношение к важнейшим принципам христианства.

Раскол папства представлял собой именно такой случай. Бернар, не колеблясь ни минуты, объявил себя сторонником Иннокентия. Его резоны, как всегда, основывались на эмоциях. Кардинал Аймерик был близким другом; с другой стороны, Анаклет являлся воспитанником Клюни — монастыря, который Бернар презирал, считая, что его братия предала идеи реформ и поддалась тем самым искушениям — страсти к наживе, мирской суетности, которые призвана была искоренять по замыслу его основателей. Еще хуже, что Анаклет имел еврейские корни; как напишет позднее Бернар Лотарь, «не на пользу Христу, если отпрыск еврея займет престол Святого Петра». Вопрос о происхождении Христа и святого Петра ему не пришел на ум.