История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

Даже образованных людей нашего времени — а я здесь пытался вывести одного из них, человека не хуже и не лучше большинства своих ближних, — даже их мы не можем показать такими, какие они суть, со всеми свойственными им недостатками и эгоизмом их жизни и воспитания. С тех пор как сошел в могилу создатель "Тома Джонса", ни одному из нас, сочинителей, не разрешается в полную меру своих способностей изобразить ЧЕЛОВЕКА. Мы вынуждены стыдливо его драпировать, заставлять его жеманно сюсюкать и улыбаться. Общество не терпит в нашем искусстве ничего натурального. Я заслужил упреки многих дам и растерял немало подписчиков лишь потому, что описал молодого человека, который доступен соблазнам и противится им. Целью моей было показать, что, как человек не бесчувственный, он испытал эти соблазны и, как человек мужественный и благородный, поборол их. Знайте же, вы не услышите о том, что происходит в действительной жизни, что творится в высшем обществе, в клубах, колледжах, казармах, — как живут и о чем говорят ваши сыновья. Если автор и пытался допустить в этой повести чуть больше откровенности, чем ныне принято, то, нужно надеяться, без каких-либо дурных намерений и без вредных последствий для читателя. Пусть правда не всегда приятна, но лучше правды нет ничего, откуда бы она ни звучала — с той ли кафедры, на которую поднимаются более серьезные писатели и мыслители, или из тех кресел, в которых сидит автор, заканчивая свой труд и прощаясь с любезным читателем.

Кенсингтон, ноября 26-го, 1850 года.

Глава I

о том, как первая любовь может прервать утренний завтрак

Однажды утром, в самый разгар лондонского сезона, майор Артур Пенденнис, по обычаю своему, пришел завтракать в клуб на Пэл-Мэл, которого он был главным украшением. Изо дня в день, в четверть одиннадцатого, майор появлялся здесь в башмаках, не имевших себе равных по блеску во всем Лондоне, в клетчатом утреннем шейном платке, остававшемся несмятым до самого обеда, в песочного цвета жилете с короной царствующего монарха на пуговицах и в белье столь белоснежном, что сам мистер Браммел справлялся, как зовут его прачку, и, вероятно, воспользовался бы ее услугами, когда бы превратности судьбы не вынудили сего великого человека покинуть Англию. Сюртук Пенденниса, его белые перчатки, бакенбарды и даже трость были в своем роде совершенством, составляя облик военного человека en retraite [1]. Увидев его издали, либо со спины, вы бы не дали ему более тридцати лет: лишь присмотревшись внимательнее, вы заметили бы ненатуральное происхождение его густой каштановой шевелюры и первые морщинки на красивом рябоватом лице, вокруг несколько выцветших глаз. Нос он имел веллингтоновского образца. Пальцы и манжеты у него были на диво длинные и белые. На манжетах он носил золотые пуговицы — подарок его королевского высочества герцога Йоркского, а на пальцах — несколько изящных перстней, из которых самый широкий украшен был знаменитым гербом Пенденнисов.

Он всегда располагался за одним и тем же столиком, в одном и том же углу комнаты, откуда теперь уже никому не приходило в голову его изгнать. В прежние дни какие-то кутилы-сумасброды попытались было раз-другой занять его место; но в том, как майор сел за соседний стол и оглядел самозванцев, было столько спокойного достоинства, что всякий лишился бы аппетита, почувствовав на себе этот взгляд; и столик этот — неподалеку от камина, однако же близко и к окну — сделался как бы его собственностью. Здесь в ожидании майора всегда разложены были письма, полученные в его отсутствие, и не один юный денди дивился количеству этих посланий, а также стоявшим на них печатям и надписям о бесплатной доставке. Если возникали споры касательно этикета, высшего общества, кто на ком женат или сколько лет такому-то герцогу, все желали знать мнение Пенденниса. Случалось, к дверям клуба подъезжала какая-нибудь маркиза, чтобы оставить ему записочку или увезти его с собой. Он был в высшей степени обходителен. Молодые люди любили пройтись с ним по Хайд-парку или по Пэл-Мэл: он был со всеми знаком и каждый второй из его знакомых был лордом.