Возникновение трудового распределения, при котором отец получал возможность материально заботиться о своих детях, повлекло за собой, по мнению одних исследователей, появление, а по мнению других — укрепление парной семьи. Однако, хотя производственные и потребительские функции парной семьи несколько расширились, она по-прежнему имела несоизмеримо меньшее экономическое значение, чем родовая община. Она не имела отдельной от родовой, общей для обоих супругов собственности. Если мужу случалось нанести ущерб имуществу жены, он должен был рассчитаться с ней или с ее родственниками. При уксорилокальном поселении мужчина, переходя в общину жены, не порывал хозяйственных связей с собственной общиной и работал «на два дома». Дети, если даже они и знали своего отца, фактически оставались ему чужими. У некоторых племен, живших материнскими домовыми общинами, как, например, у меланезийцев о. Добу, вообще не существовало особого термина для парной семьи: в понятие «семья» включалась только родня со стороны матери.
Парный брак, как и раньше, был легко расторжим по желанию любой из сторон и дополнялся остатками групповых брачных отношений. У ирокезов и гуронов в XVIII в. женщина могла иметь «добавочных» мужей, а мужчина — «добавочных» жен, у гуронов, кроме того, были еще и особые «охотничьи девушки», сопровождавшие охотников в качестве жен. У тлинкитов и их соседей алеутов, по словам Вениаминова, «женщине дозволялось иметь двух мужей, из них один был главным, а другой помощник, или, как называют русские, половинщик»[77]
. У некоторых племен Меланезии сохранялись свобода добрачных связей и обычай искупительного гетеризма.Как и общественной жизни, семейному быту позднеродовой общины были присущи черты известного превосходства женщины над мужчиной. Мужу, окруженному родней жены, приходилось быть неизменно уступчивым. Нередко, как это имело место у древних ликийцев, папуасов Новой Гвинеи, алгонкинов, женщине принадлежала инициатива в заключении брака. Известны материнско-родовые общества, в которых рождение девочек предпочиталось рождению мальчиков. Но в целом в парной семье сохранялось равенство всех ее взрослых членов. Это обстоятельство, а также ее лишь относительная «парность» (ведь были известны и многоженство, и многомужество) делает оправданным предложенное в современной советской литературе наименование парных брака и семьи первобытно-эгалитарными.
Развитие общиннородового строя сопровождалось дальнейшим развитием родоплеменной организации, типичный образец которой можно видеть в исследованной Морганом организации ирокезов-сенека. Здесь восемь родов группировались в две фратрии, составлявшие вместе одно племя:
Род, фратрия и племя характеризовались следующими основными признаками.
Род был коллективом кровных родственников по женской линии, объединенных, прежде всего, отмеченными выше отношениями общей собственности, взаимного наследования и взаимопомощи. Члены рода должны были оказывать друг другу всяческую поддержку и защиту, в частности принимать участие в кровной мести или в выплате материального возмещения за пролитую кровь. Род имел определенное, обычно тотемное, самоназвание, с которым, как правило, были связаны и личные имена сородичей. Так, дети, родившиеся в роде Ястреба, получали имена Парящего в воздухе ястреба, Длинного крыла, Белоглазой птицы и т. п. Род имел право усыновлять членов других родов или иноплеменников, принимавшихся в этих случаях в одну из материнских домовых общин — овачир. Род имел свой совет, куда входили все его взрослые члены и где решались наиболее существенные вопросы хозяйственной, общественной и идеологической жизни, своего старейшину «сахема» и одного или нескольких вождей, предводительствовавших во время войны. У каждого рода было свое отдельное от других родов кладбище. Наконец, важнейшим признаком рода оставался обычай родовой экзогамии.
Фратрия, как уже говорилось, было первоначальным родом, в процессе разрастания поделившимся на несколько дочерних родов. Однако, распавшись, этот первоначальный род не утратил остатков прежнего единства. У Сенека сохранилось воспоминание о фратриальной экзогамии, лишь позднее сменившейся экзогамией отдельных родов. Роды своей фратрии считались «братскими», роды противоположной фратрии — «двоюродными». Во внутриплеменной жизни члены одной фратрии всегда выступали солидарно, поддерживая друг друга, если это было нужно, против членов другой фратрии. Так обстояло дело, например, когда в племени случалось убийство, когда расходились мнения по поводу избрания нового старейшины или военного вождя, когда составлялись партии для общественной игры в мяч и т. п. Сахемы и вожди родов одной фратрии могли собираться на свои собственные советы, а в совете племени сидели и действовали вместе. Фратрии имели свои религиозно-знахарские братства с особым ритуалом посвящения и особыми культовыми церемониями. Вероятно, фратрии в какой-то мере выступали и в качестве особых военных единиц.