История Первой мировой войны

Беспокойство корреспондентов было более оправданным, нежели надежды, питаемые военными начальниками. Каждый день, начиная с 4 октября, лил дождь, и в полдень 8-го он сделался совсем сильным; метеорологи заявили, что никакого улучшения погоды не ожидается. Все же Хейг принял решение начать атаку, и его командующие, хотя и сомневались в целесообразности наступления, все же не решились возражать. Так что следующим утром атака была начата снова на фронте в 8 миль, — и потерпела трагическое фиаско везде, кроме низменного участка на левом фланге. Любопытный образец военной логики демонстрирует дневник начальника разведывательной службы Хейга (запись от 8 октября): «При большом успехе завтра и хорошей погодой в течение еще нескольких недель, мы еще сможем очистить побережье и выиграть войну до Рождества». 10 октября он же записал:

«D.H. вызывает меня… Он все еще рассчитывает на какой-нибудь успех, который дал бы нам некоторые основания для надежды на победу в этом году, но пока его не видно».

Однако новая атака была назначена на 12 октября — с еще более глубокими целями. Гауф сомневался в ее осмысленности, но Плюмер считал, что атака была возможна, и Хейг отдал соответствующие приказы 10-го. К этому моменту «уже немного был известен реальный опыт и результат недавней схватки» (австралийская официальная история). Все еще имелось время выяснить обстановку, но эта возможность, по-видимому, была проигнорирована. После того, как 11-го вновь хлынул дождь, Гауф, к его чести, позвонил Плюмеру и предложил отсрочить наступление. Но после консультации с Годли, наиболее компетентным корпусным командиром, Плюмер предпочел продолжить подготовку атаки. На следующий день претендовавший на сокрушительность удар под Пашендалем закончился печально: те пехотинцы, которым посчастливилось не погибнуть в грязи, были вынуждены отступить на прежние позиции.

Кажется, наконец-то Хейг понял, что нет никакой основы для достижения большого стратегического успеха. Но он был заворожен близостью Пашендаля, и бросил в бой канадский корпус. Тем временем 22 октября 5-я армия и французы попытались провести объединенную атаку, но опять достигли лишь незначительного успеха. 26 октября 2-я армия под потоками дождя сделала новое усилие, которое принесло лишь новое разочарование. Она пыталась снова наступать 30-го, в то время как 5-я армия продолжила свои усилия, честно пытаясь добиться недостижимого — «300 ярдов, или существующего предела».

Столь незначительное продвижение, даже меньшее, чем в прошлых атаках, объяснялось усталостью войск, вынужденных двигаться буквально по болоту, где грязь забивалась в винтовки и пулеметы. Оружие отказывало, а топь делала неэффективными разрывы снарядов. Трудности атакующих усугублялись массовым применением противником иприта и использованием немцами прежней тактики сохранения основной массы своих войск глубоко в тылу позиции для контрудара.

Когда 4 ноября внезапная атака 1-й дивизии и 2-й канадской дивизии привела лишь к ничтожным результатам (была, наконец, занята окраина деревни Пашендаль), занавес над плачевной трагедией, называемой «Третьим Ипром», наконец-то был опущен. Ненужное затягивание этой операции довело британские армии до полного истощения, вымотав у них все силы и даже разложив их, так как в это время в армии разыгрывались такие тяжелые инциденты, какие вряд ли когда-либо встречались в британской военной истории. Невольно создается впечатление, что в стремлении привлечь внимание противника и сковать его силы Хейг выбрал направление, представлявшее наибольшие трудности для него самого и наименее важное для противника. Пред полагая поглотить резервы противника, он поплатился своими собственными.

Хейг испытывал удивительный оптимизм, простиравшийся даже на его представление о цифрах потерь. После неудачной атаки 31 июля, он уверял правительство, что вражеские потери превысили британские «как минимум на сто процентов», в его последней депеше было объявлено, что «определенно, потери противника значительно превысили наши». Такой оптимизм усиливался незнанием ситуации, некоторая доля ответственности — в первую очередь моральной — лежит на его подчиненных, не приложивших усилий, чтобы показать главнокомандующему всю ситуацию в истинном свете.

Быть может наиболее сильный критический комментарий к плану, который заставил британскую армию искупаться в грязи и захлебнуться в крови, заключается в случайной вспышке угрызений совести у того, кто нес большую часть ответственности за все это. Этот высокопоставленный офицер из главного штаба впервые решил проехать на фронт, где протекала операция, к концу четвертого месяца боев на этом направлении.