За слоном следуют другие животные: прирученные антилопы, которых заставляют бороться друг с другом; нильгау, или серые быки, которые на меня производят впечатление особой породы лосей; носороги, огромные бенгальские буйволы с удивительными рогами, позволяющими им сражаться с львами и тиграми; прирученные леопарды, или пантеры, которых употребляют для охоты на антилоп; разные породы охотничьих собак из Узбекии, причем на каждой собаке маленькая красная попона; наконец всякого рода хищные птицы, которыми пользуются в поле для охоты на куропаток, журавлей, зайцев и даже, как рассказывают, на антилоп, которых они ударяют по голове и ослепляют своими крыльями и когтями.
Часто также один или два эмира показывают государю свою кавалерию. В таком случае эмиры стараются, чтобы всадники их были одеты лучше, чем обыкновенно, а лошади имеют на себе железную сбрую и украшены всевозможными фантастическими попонами.
Государь развлекается также испытанием лезвий ножовщиков на тушах овец, которые ему приносят без внутренностей и изящно связанными. Молодые эмиры, мансабдары и гурзбердары, т.е. вооруженные дубинками, показывают свою силу, ловкость, одним ударом отрубая от тела овцы четыре ноги, связанные вместе.
Но все эти развлечения только приправа, или, если хотите, интермедия среди серьезных дел, ибо, как я уже сказал, государь неукоснительно производит смотр своей кавалерии и обращает внимание на всякие мелочи. Когда война окончилась, мы сами были свидетелями того, как он не пропустил ни одного всадника или вообще воина, без того чтобы не присмотреться к нему и решить, следует ли увеличить ему жалованье или уменьшить, или же совсем уволить его со службы. Кроме того, он каждый день заставляет подавать себе жалобы, которые ему издали показывают в толпе, заставляет прочитывать их себе, вызывает к трону тяжущиеся стороны, расспрашивает их и часто тут же на месте решает дело, хотя существует еще адале-канэ, т.е. судебная палата, где он аккуратно присутствует раз в неделю в сопровождении своих главных кади, или судей. Кроме того, он раз в неделю терпеливо выслушивает в течение двух часов десять человек из простонародья, которых ему представляет какой-нибудь добрый и богатый старец. Отсюда видно, что эти государи, хотя мы их и считаем варварами, все же всегда помнят, что они должны соблюдать справедливость по отношению к своим подданным.
Собрания в ам-казе, о которых я сейчас рассказал, представляются мне достаточно значительными и величественными, но что меня всегда чрезвычайно неприятно поражало, так это крайне низменная и пошлая лесть, которую там обыкновенно приходится слышать. Стоит государю сказать какое-нибудь слово, хотя бы совсем некстати, его немедленно подхватывают и кто-нибудь из его эмиров, воздевая руки, словно для того, чтобы получить благословение неба, немедленно восклицает: «Карамат, карамат!» (чудеса, чудеса). «Он сказал чудесное слово». И нет того могола, который не знал бы и не щегольнул бы перед вами поговоркой в персидских стихах:
Этот порок проникает даже в гущу народа. Сотни раз со мной случалось, когда моголы, если им что-нибудь было нужно от меня, не стеснялись мне говорить в виде предисловия, что я Аристоталис, Бократ, Амоисина Улзаман, т.е. что я Аристотель, Гиппократ и Авиценна нашего времени. Вначале я пытался возражать, что я совсем не таков, каким они меня называют, что я далеко не имею заслуг этих великих людей. Но потом я увидел, что от этого дело становится еще хуже и что каждый раз приходится повторять то же самое. Тогда я решил, что надо наконец приучить свой слух к их лести, так же как я приучил его к их музыке. Я не могу не привести здесь маленький образчик такой лести, потому что он Вам лучше всего покажет, до каких пределов они доходят. Брахманский пандит, или индусский ученый, которого я пригласил на службу к моему ага, счел нужным при первом своем появлении произнести панегирик, в котором сначала сравнил ага с величайшими завоевателями, какие когда-либо существовали. Затем он наговорил ему целый короб грубой и наглой лести и наконец серьезно закончил следующими словами: «Когда вы, государь мой, ставите ногу в стремя и едете на лошади во главе вашей кавалерии, то земля дрожит под вами, так как восемь слонов, которые держат ее на своих головах, не могут выдержать такого напряжения». Я с трудом удерживался от смеха и попытался серьезно сказать моему ага, который тоже готов был рассмеяться, что ему следует как можно реже садиться на лошадь во избежание землетрясений, так как они часто вызывают большие бедствия. «Именно поэтому, — тотчас же ответил он мне, — я обыкновенно заставляю себя носить в паланкине».