История последних политических переворотов в государстве Великого Могола

В географии они преуспели ровно столько же: они верят, что мир имеет плоскую треугольную форму, что он состоит из семи рядов, неодинаковых по красоте, совершенству и населению; каждый из них окружен морем: одно море из молока, другое — из сахара, третье — из масла, четвертое — из вина и т. д. Таким образом, море и земля перемежаются, пока вы не приходите к седьмому ряду, считая их от подножия горы Сомеры, которая стоит в центре. Первый ряд, который ближе всех к Сомере, заселен деутами, обладающими высшим совершенством. Во втором — тоже живут деуты, но они уже менее совершенны, дальше население становится еще менее совершенным, а в седьмом, — который является нашей землей, живут люди, и они уже бесконечно менее совершенны, чем какие-либо деуты. И, наконец, вся эта масса опирается на головы нескольких слонов, и если они начинают двигаться, то это вызывает землетрясение.

Слушая эти наглые выдумки, я часто про себя думал, что если прославленная наука древних брахманов Индии состояла в этом, то многие, несомненно, были введены в заблуждение, когда составили себе высокое мнение о ней. Мне было трудно самого себя убедить в этом, если бы я не принимал в соображение того обстоятельства, что религия индусов существует с незапамятных времен, что она изложена на санскрите, который видимо — очень древний язык, ибо неизвестно, откуда он берет начало, что он уже давно стал мертвым языком, который понимают только ученые, и что у него есть свои поэтические достоинства, и что все их научные книги написаны на этом языке. Я хочу теперь только сказать два слова о поклонении идолам.

Когда я спустился вниз по Гангу и проезжал через Бенарес, знаменитую школу всех индусов, я посетил главного пандита, который обычно проживает в этом городе. Он — факир, так славящийся своей ученостью, что Шах-Джахан, отчасти поэтому, а отчасти для того, чтобы угодить раджам, назначил ему пенсию около двух тысяч рупий, что составляет около тысячи экю. Это был полный, очень хорошо сложенный человек, на которого было приятно смотреть. Все его одеяние состояло из белого шелкового шарфа, повязанного вокруг бедер и свисавшего ниже колен, и еще из другого, довольно широкого шарфа из красного шелка, который он носит, как маленькую мантию, на плечах. Я несколько раз видел его в этом наряде в Дели перед государем, на собрании эмиров, а также встречал его на улице, когда шел пешком или ехал в палека. Кроме того, я видел его и несколько раз с ним беседовал у моего ага, которого он часто посещал в течение целого года: он ухаживал за ним в надежде, что тот поможет ему снова получить пенсию, которой Аурангзеб, после восшествия на престол, лишил его, желая показать себя верным мусульманином. Когда я посетил его в Бенаресе, он был очень любезен и внимателен, пригласил меня на ужин в университетскую библиотеку, куда он созвал также шесть самых ученых пандитов города. Очутившись в такой хорошей компании, я решил выяснить их мнение относительно почитания идолов. Я сказал, что уезжаю из Индии совершенно возмущенный этим. Я упрекнул их в том, что такое поклонение противно здравому смыслу и совершенно недостойно таких ученых, как они. И вот каков был результат этого собеседования.

В наших храмах, сказали они, действительно имеется много различных изображений Брахмы, Махадевы, Ганеши (Гениша), Гавани[135]

, которые являются главными и наиболее совершенными деута; кроме того, мы имеем много других, почитающихся менее совершенными. Всем этим изображениям мы воздаем чрезвычайные почести, падаем перед ними ниц и преподносим им со всякими церемониями цветы, рис, санталовое и шафрановое масло и другие подобные вещи. Но мы не верим, что эти статуи и есть сам Будда или Вишна. Это только их изображения. Мы поклоняемся им только из уважения к божеству, которое они представляют, но когда мы молимся, мы молимся не статуе, а божеству, которое она изображает. Изображения допускаются в наших храмах потому, что молитва более проникновенна, если перед глазами имеется что-нибудь такое, на чем можно сосредоточить свой ум. Но в сущности мы признаем, что только бог один абсолютен и что только он один всесилен.

Я ничего не прибавил и не убавил из ответа, который мне дали пандиты, но, по правде говоря, мне показалось, что он был уж слишком старательно приспособлен к христианскому учению.

Другие ученые пандиты говорили мне совсем не то.